Я аккуратно складываю тарелки в посудомоечную машину, медленно так. Очень медленно. И чувствую тяжелый, как каменная плита, взгляд на спине.

Сухому сильно не понравились мои слова. И теперь он, похоже, ищет аргументы.

И здесь вопрос сразу: какого рода будут аргументы? Эмоциональные? Или физические уже, наконец?

И, судя по интенсивности возгорания моей задницы, второй вариант более реален. Сухой никогда не отличался терпением. Кроме его осады моей крепости, само собой.

Хотя, какая там осада?

Я сразу на милость противника сдавалась всегда. Как Кутузов французам.

Сдать временные позиции. Чтоб выиграть войну.

Вот только в нашей ситуации нет выигравших.

Все в проигрыше.

Поэтому и нет смысла дальше затягивать.

Я пробыла здесь, у Олега, в его чертовом бункере, неделю.

Уже давно оправилась, пришла в себя.

На следующей неделе мне выходить в смену.

А, значит, пора и честь знать.

Задумываюсь над тем, что это было самое долгое наше совместное времяпрепровождение за девятнадцать лет, и, что самое смешное, совершенно без секса.

Сначала мне было нельзя.

Теперь уже вроде как можно, но Олег носится вокруг, словно я хрустальная. Шагу не дает ступить. Как еще позволил посудой заняться? Обычно это делает прислуга, но сегодня всех отпустили.

И мы одни.

В его здоровенном пентхаусе, откуда прекрасно виден исторический центр города.

Хорошо, что сюда привез, а не в загородный дом-гробину. Здоровенный и бессмысленный. Я оттуда как-то раз ночью уходила пешком. Дура ненормальная.

Прошла целых двести метров по темной дороге.

А потом меня догнали и утащили в машину.

Я невольно вспоминаю это безумие.

Когда это было? Черт…

Не соврать бы…

Наверно, когда он впервые появился передо мной в новом образе правильного немецкого герра.

Я тогда глазам не поверила.

Как раз со смены шла, усталая, во дворе машину огромную увидела.

Но даже не мелькнуло ничего.

Олег исчез восемь лет назад.

И не появлялся. Не звонил и не писал. Но я знала, что приглядывает. Васю видела периодически. И на работе у меня все прямо так хорошо складывалось. Начали предлагать должность заведующей. Честно, сначала не связала одно с другим.

Обрадовалась. Приятно, когда тебя ценят. Хотя я работала не за должность, а просто потому, что ничего больше не хотела. Как-то все слилось в один сплошной день сурка: работа, выезды, пациенты, дом, сон, работа. Повышение квалификации. Опять работа, мельтешение города за окном машины, шутки водителя, молчаливая спина Вадима-фельдшера, пациенты, все однотипно.

Кофе растворимый на станции в перерывах, после смены — коньяк в кофе и спать.

Я даже не вспоминала про Олега.

Нет.

Странно было бы вспоминать того, кто у тебя в голове постоянно. Кто тебе снится, кто с тобой разговаривает.

Про любовь говорит.

«Я люблю тебя, Шипучка»… Да.

В шкафу на верхней полке — его письма. Бумажные свидетели того, что у меня когда-то было счастье.

Было одно на двоих питерское серое небо, прогулки под моросью дождя, мокрые поцелуи, горячие руки, которые всегда подхватят, всегда спасут.

Не подхватили. Не спасли.

После того, как я прогнала его, обезопасив себя, свою душу от очередного вторжения, от разрушения, прошло много времени.

А мне все казалось — я вчера только на него смотрела. В ярком свете туалетной комнаты навороченного клуба.

Я не ждала, что вернется, нет.

Я просто знала, что он где-то есть.

И чувствовала спокойствие. Той частью сердца, что еще функционировала.

Когда хлопнула дверь машины, выпуская высокого худощавого пассажира, я даже не поняла ничего.

Просто как-то замерла, застыла.

Мы стояли в нескольких метрах друг от друга и смотрели.

Я, машинально отмечая, насколько он изменился, кажется, дышать перестала.

А он изменился.

Стал суше. Выше, кажется. А еще… Как-то представительней.

В нем уже было не узнать того приблатненного парня Олега, что встретился на пути двадцатилетней студентки медколледжа, не было ничего и от усталого зека Сухого, вернувшегося из зоны к женщине, которая его не ждала.

Нет, это был кто-то другой. Незнакомый. И пугающий. И взгляд такой ледяной. Острый. Хищный. Сразу понятно становилось — хозяин жизни.

А потом он шагнул навстречу.

— Привет, Шипучка.