Я не знаю, куда она идет, в туалет, на выход, еще заказать выпить…

Это неважно.

Я вижу впереди во вспышках света ее свитер, балахонисто висящий на тонких плечиках, и иду по следу, как волк за добычей.

Я тебя поймаю.

Очень скоро, слышишь?

Я иду по следу. Я — твоя беда.

Я иду по следу,

Чую, как ты дышишь,

Зря, ты зря сегодня так пришла сюда.

Я — твое проклятье.

Я — твоя погибель.

Ты все понимаешь, ускоряешь шаг.

Я тебя услышал.

Я тебя увидел.

Волчий вой по следу. Слышишь? Это знак.

Ты — моя навеки.

Но еще не знаешь.

Думаешь, свободна, думаешь — ничья.

Но все просто, детка.

Ты же понимаешь?

Я тебя поймаю.

Ты — уже моя.

М. Зайцева.

Олька скрывается за дверью туалета.

Я даже не раздумываю.

Нет, только инстинкт, только жажда.

Шипучка, зачем ты позволила себя целовать? Зачем? Ты же ночью со мной была? Как же так, Шипучка?

Вот и спрошу сейчас.

Во мне достаточно градуса, помноженного на личную дурь и стресс от увиденного и сказанного, чтоб делать херню.

Раньше это был постоянный убойный коктейль, но со временем я вроде как в себя пришел.

Вроде как.

Мне сейчас тридцать девять. Пора прекращать косячить.

Да, пора.

Это — в последний раз. Точно.

Рву дверь на себя, она не успевает закрыть.

Охает, отступает в глубь помещения.

На автомате защелкиваю замок. Краем сознания, полностью сосредоточенного на Шипучке, понимаю, что на обстановку в туалете не поскупились. Это тебе не грязный толчок в дешевой забегаловке. Это, сука, полноценная миниквартира, с двумя, бл*, комнатами. У меня первая моя комната в общаге, которую государство выделило сироте, однозначно меньше была.

— Олег… — Шипучка не отрывается от меня, глаза огромные, дурные. Испуганные очень.

Чего ты боишься, Шипучка?

Хотя… Правильно, наверно, делаешь, что боишься.

— Ну привет. С женихом познакомишь? Потом?

Голос у меня тихий, шипящий, как у змеи. И такой… Равнодушный какой-то. Не удивительно, что она пугается. Я и сам напрягся бы.

— Олег… Прекрати. Я тебе уже сказала все.

Она, наконец, приходит в себя, с вызовом задирает подбородок. И так до ужаса напоминает мне это нашу первую встречу с ней, на Смоленском, когда я сходу в карьер предложил ей встретиться. А она послала. Боялась тогда, и сильно. Но послала, не колеблясь. Отчаянная девчонка.

— Да, сказала.

Я делаю шаг к ней, хватаю за руку, рывком разворачиваю к зеркалу, прижимаю в тумбе с раковиной.

— Смотри, Шипучка, смотри.

Мы отражаемся в зеркале.

Два взгляда.

Ее — немного испуганный, но злой и напряженный.

И мой — нечитаемый. Как у змеи. Наверно, я впервые так на нее смотрю. Хищно.

Она неосознанно сглатывает, и я кладу ладонь на хрупкое горло.

Резко прижимаю к груди затылком. С наслаждением вдыхаю запах волос. Как всегда, невозможно дурит голову. Прямо, как белый в носу, торкает самой чистой первой понюшкой.

— На себя смотри. Кто он и кто ты. Вспоминай его.

И вижу, что вспоминает. Правда вспоминает. Глаза стекленеют. Не самые приятные воспоминания, похоже.

— Разве он тебе нужен, а? Разве он — то, что тебе нужно?

— А кто мне нужен, по-твоему? — шепчет она, еле шевеля губами, и мне дико хочется провести по ним пальцем. Они — нежные такие, припухшие все еще. Я этой ночью не сдерживался.

Я настолько залипаю, что даже не сразу соображаю, что она отвечает.

— Кто мне нужен, Олег? Ты?

— Я. — Пальцы поглаживают горло, мягко, нежно даже. Она не боится. Первый испуг от внезапно вторжения прошел. Теперь она просто вытянулась стрункой и ждет.

Правильно, Шипучка, не надо меня бояться. Ты же знаешь, я не смогу обидеть. Не смогу. Никогда.

И я тебе нужен. Очень. Только я.

И ты мне нужна.

— Нет, Олег. Ты мне не нужен. — Она говорит, опять сглатывает сухо, горло подрагивает под пальцами.

Тонкая кожа. Легко остаются синяки. Засосы. Если отогнуть край свитера, можно их увидеть. Свежие.