Шрифт:
– В чем еще?
– Во всех смертных грехах... Тебя вместе со мной поставят у стенки. Тебя расстреляют.
– А что будет потом?
– Потом? Ты умрешь, и никто не поинтересуется - кто ты, была ли ты виновна.
– Потом?
– Никто тебя не оплачет, никто не придет на твою могилу.
– Дальше?
– Ты превратишься в землю, и все, посеянное в тебе, прорастет лебедой и сорняком.
– Потом?
– Потом тебя, как непригодную землю, начнут обжигать. Ты станешь кирпичом.
– Дальше?
– Из тебя сложат дом. И дом рухнет, и люди, много безвинных людей погибнет под твоими развалинами.
– Дальше?
– Твои развалины обнесут колючей проволокой.
– Почему?
– Потому что они долго еще будут угрожать людям гибелью.
– Хватит! Кто мне предъявит столь жалкое обвинение?
– Я!
– Кто ты?
– Я - обвиняемый без вины человек.
– И ты, безвинный, можешь обвинить меня, безвинную? Тебе не жаль меня?
– Нет!
– Почему?
– Потому что никто...
– И тебе не стыдно?
– Нет!
– Почему?
– Потому что многие вокруг меня не стыдятся ничего.
– И вы так живете?
– Мы не живем. Мы влачим жалкое существование.
– Вы от сотворения мира были такими эгоистами или стали потом?
– Одни были, другие стали.
– А ты? Что же стало с тобой?
– Не знаю! Ничего я не знаю, Нуну! Спаси меня, иначе я погибну!
Я опустился перед Нуну на колени, приник головой к ее груди и заплакал, я почувствовал нежное прикосновение ее ласковых, теплых рук, и шелковые ее волосы закрыли мое лицо. Потом я услышал горячий шепот Нуну:
– Заза, бедный мой Заза! Что с тобой, дорогой мальчик? Не бойся! Я буду ждать тебя тысячу лет! Если возможно ожидание после жизни, я буду ждать тебя и после жизни. Я люблю тебя, Заза! О, как я тебя люблю! Люблю таким, какой ты есть, - виновным и безвинным, убийцей и убитым... Люблю, люблю, люблю тебя, мой Заза!..
Долго шептала Нуну, и горячие ее слезы капали мне на лицо.
– А теперь встань и уходи!
– сказала потом она.
– Опусти только занавеску - солнце режет глаза...
Я опустил занавеску.
Нуну закрыла глаза.
Нуну заснула.
ПАДШИЙ АНГЕЛ
Утром нас разбудил надзиратель.
– Подъе-о-ом! Подъе-о-ом!
– гремел в коридоре его зычный голос.
Отворилась дверь камеры.
– Староста!
– крикнул надзиратель.
– Я!
– лениво отозвался Гоголь, протирая глаза.
– Выходи в библиотеку!
– Знаю я вашу библиотеку...
– пробурчал про себя Гоголь. Чернышевский, ступай ты, выбери там чего-нибудь!
Гамцемлидзе взял несколько книг, лежавших на полке в углу камеры, и вышел.
Тюремную библиотеку богатой не назовешь. Каждая прочитанная книга, словно бумеранг, возвращается к тебе спустя неделю. И тем не менее всякий раз, когда надзиратель объявляет об очередной смене книг, нас охватывает радостное волнение. Мы ждем чего-то нового, интересного, что способно заставить хоть на один день забыть про свое горе. Книга в тюрьме приобретает одно несомненное преимущество: ее герой входит в твою жизнь быстро и непосредственно, ты не взвешиваешь на аптекарских весах каждый его шаг, не смотришь ему в зубы с позиций критика - принимаешь его таким, каков он есть. Потому что в тюрьме тебе не хватает друга, человека, близкого и каждое новое лицо - будь то даже книжный герой - для тебя дорого и желанно.
Гамцемлидзе вернулся. Он с недовольным ворчанием бросил на стол стопку книг и улегся на нары. Все кинулись к книгам.
Не имея желания бороться, я подошел к столу последним. Остались две книги: "Времена Короленко" Горького и брошюра "Русскому трамваю - 60 лет".
Я взял Горького, хотя уже читал его два раза.
– Заза-джан, мне досталась какая-то минеральная книга - "В соляной колыбели"*. Ты не знаешь, что это такое?
– спросил меня Тигран.
_______________
* "В с о л я н о й к о л ы б е л и" - рассказ советского
грузинского писателя Р. Коркиа.
– Хороший рассказ, прочти!
– ответил я.
– Чернышевского не было? спросил я Гамцемлидзе. Он подозрительно взглянул на меня, но, убедившись, что я не разыгрываю его, вздохнул:
– Не было...
– Может, прочтешь Горького?
– Читал уже...
– Гамцемлидзе, что ты прицепился к этому Чернышевскому? Видишь ведь, нет его!
– сказал Тигран.
– Мой разум, уважаемый, нуждается в политической пище, в политической литературе! У меня в голове мозги, а не девственная целина, как у вас!