Рукой Томаса.

— Что? — произнесла я вслух.

Тут же запульсировало в ушах. В кончиках пальцев. В глазах. Я подтянула колени к груди, раскидав по полу книги, и принялась читать. Лист задрожал у меня в руках.

«Дорогая Рид!

Сегодня я уезжаю. Не знаю, что еще делать. Мой друг подсказал мне один курс лечения, где не требуется получать согласие родителей. Я не могу сказать, где он будет проходить, потому что не хочу, чтобы ты или кто-то другой пытались меня найти. Я хочу вылечиться. И не думаю, что у меня это получится, если сохраню контакты с людьми из своей жизни.

Пожалуйста, не злись. Для тебя так будет лучше. Ты слишком хороша для меня. А я приношу тебе только плохое. Ты это знаешь. Я люблю тебя. Правда. Но ты заслуживаешь кого-то лучше меня. Намного лучше.

Мне просто нужно время. Время наедине с собой, вдали от родителей и всего этого безумия. Ты понимаешь. Я знаю, что понимаешь. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.

Я очень сильно тебя люблю, Рид. И буду по тебе скучать. Больше, чем ты думаешь.

С любовью, Томас».

Меня с такой быстротой и силой накрыла волна облегчения, что на глаза навернулись слезы. Я смахнула их и перечитала записку. А потом еще раз. С Томасом все в порядке. С ним все хорошо! Он не лежит где-то в луже блевотины, он ушел, чтобы получить помощь. Он пытался вылечиться. И он лучше, чем был когда-то.

Я сделала глубокий прерывистый вдох и еще раз прочитала записку. На этот раз облегчение отравила новая эмоция, заставившая мышцы шеи напрячься. Томас порвал со мной. В записке. После моего обещания помочь ему любым возможным способом он ушел, даже не попрощавшись и спрятав записку о расставании в моих вещах. Кто так поступает?

И даже хуже: как он мог оставить записку в книге и просто довериться тому, что я ее найду? Я могла вернуть ее в библиотеку и никогда не заметить спрятанное внутри послание. Могла вечно переживать. А он мог бы позвонить. За время короткого звонка мог бы сказать мне то же самое. Разве он не понимает, на какое страдание меня обрек?

— Козел, — простонала я, скомкав бумагу и отшвырнув ее в другой конец комнаты. Что он вообще о себе возомнил? Решил, что между нами все кончено? Даже не дав мне права голоса. Просто исчезнув и заставив нас всех волноваться. Этому парню явно нужна помощь. Серьезная помощь профессионала.

По крайней мере, он ее получит.

Две секунды спустя я встала и подобрала с пола отброшенную записку. Нельзя ее так оставлять, иначе Наташа найдет. Я разгладила лист на столе и в очередной раз перечитала.

Вот тогда меня посетила новая, еще более мучительная мысль.

Полиция. Должна ли я им рассказать про записку? Показать ее? Томас ясно дал понять, что не хочет этого. Так и написал: он уезжает подальше от безумия — от своих родителей, — и если я расскажу, то его выследят и не дадут поправиться. С другой стороны, не показав ее копам, я солгу. Скрою улику. И у меня будут очень серьезные неприятности.

Господи, как бы мне хотелось с ним поговорить. Увидеть его. Обнять. Образумить. Может, если бы я поговорила с ним, то убедила бы взять ответственность за свои поступки. Разве он не понимает, сколько проблем создал? Неужели он настолько боится своих родителей, что посчитал это единственным выходом?

Тут я представила Томаса: где-то там одного, пытающегося справиться со своими трудностями, вылечиться, — и у меня мучительно заныло сердце, казалось, будто оно сейчас выпрыгнет из груди. Да, я злилась на него, но при этом скучала. И переживала. Мне лишь хотелось увидеть его и сказать, что все будет хорошо.

Ага, а потом дать ему подзатыльник за то, что он сделал со мной.

Поразительно, насколько любовь и ненависть близки.

— К черту все, — сказала я. Сейчас я не могла об этом думать. Я слишком устала. Слишком много эмоций. В эту минуту я была готова кого-нибудь убить.

Поэтому сложила записку, сунула ее в самую глубь ящика стола и захлопнула его.

Ну вот. Дыши глубоко. По крайней мере, теперь я знаю, что с Томасом все в порядке. Что он где-то там. А если у него еще осталась совесть, то он, в конечном счете, позвонит. Одной записки мне недостаточно. Нам нужно поговорить. И серьезно.

МОРАЛЬ

После того, как я долгое время простояла в душе и как следует обо всем подумала, мне стало гораздо лучше. Записка Томаса, несмотря на то что породила огромный клубок проблем, все же освободила меня от некоторых переживаний. Во-первых, он порвал со мной несколько дней назад, а значит, мои поцелуи с Уиттакером в лесу фактически не были изменой — от этого мне очень полегчало. Во-вторых, он покинул школу на неопределенный срок, поэтому мне не придется выбирать между ним и Девушками из Биллингса. Хотя мне в любом случае не пришлось бы об этом переживать, потому что он бросил меня.