— Грегорио! Ты не поверишь, но я не знаю, как...

И тут же застыл, онемев от изумления.

Грегорио лежал на земле лицом вниз, крепко сжимая в объятиях тело женщины, конвульсивно дергался между ее раздвинутых ног и время от времени издавал сладострастные стоны. Внезапно рука женщины указала на Килиана. Грегорио прекратил свои телодвижения, приподнялся на локте, повернул голову и выругался.

— Тебе что, так нравится подглядывать? — зарычал он, вставая и натягивая штаны.

Килиан покраснел и замолк на полуслове, увидев пенис Грегорио — все ещё напряжённый, торчащий меж костлявых ляжек. Женщина — совершенно голая — по-прежнему лежала на своём расстеленном на земле оранжевом клоте, похотливо улыбаясь. Здесь же стояла ее пустая корзина. Это была та самая женщина, что скрылась в лесу возле посадок какао.

— Прости... — начал оправдываться он. — Я пошёл в лес и заблудился. Потом услышал твой голос и вышел сюда. У меня и в мыслях не было тебе мешать.

— Но ты помешал! Испортил мне все дело!

Он махнул рукой женщине, велев ей вставать. Та послушно поднялась, обмотала ткань вокруг талии, затем взяла корзину и поставила ее на голову, собираясь уходить, и протянула руку к Грегорио.

— Give me what you please, — сказала она.

— Не за что тебе платить! — ответил Грегорио. — Мне не дали кончить, так что это не считается.

Он махнул рукой, давая ей понять, что она может убираться восвояси.

— You no give me some mon'i?

На лице женщины проступило раздражение.

— Go away! I no give nothing now. Tomorrow, I go call you again.

Оскорбленная женщина, стиснув зубы, молча удалилась. Грегорио поднял с земли пробковый шлем, отряхнул его и надел.

— А ты, — саркастически обратился он к Килиану, — если не хочешь заблудиться, не уходи с дороги, — он прошёл мимо, даже не взглянув на него. — С твоей-то отвагой ты в джунглях и пары часов не продержишься!

Килиан сжал кулаки и промолчал, все ещё потрясённый увиденным. Внезапно на него накатил новый приступ зуда, и он принялся яростно чесаться.

Брат был прав. Ему нужна встряска.

Во всех смыслах этого слова.

Вечером, как и планировалось, все собрались за прощальным ужином, провожая доктора Дамасо. Этот приятный человек с совершенно седыми волосами и мягкими чертами лица возвращался в Испанию после почти трёх десятков лет, проведённых на острове, где он оказывал всей колонии медицинские услуги.

Они сидели вокруг стола, разделившись по возрасту и опыту. По одну сторону — Лоренсо, Антон, Дамасо, падре Рафаэль, служивший мессу в деревне Сарагоса, а также исполнявший обязанности учителя, Грегорио и Сантьяго, старейший из служащих. По другую сторону стола сидели молодые, кому ещё не исполнилось тридцати: Мануэль, Хакобо, Килиан, Матео и Марсиаль. Пока бои, среди которых был и Симон, накрывали стол к ужину, старики вспоминали свои первые годы на острове, а молодые слушали с вызывающим недоверием самонадеянной юности.

К концу ужина управляющий попросил тишины, чтобы произнести небольшую речь в честь своего доброго друга Дамасо, которую Килиан не слишком внимательно слушал, изрядно опьяненный вином «Аспиликуэта» из Риохи, любезно предложенным Гарусом; к тому же, проклятый зуд снова разыгрался, совершенно немилосердно терзая все тело. Когда управляющий замолчал, послышались громкие аплодисменты, слова благодарности и пожелания доброго пути.

Когда уровень вина в бутылках значительно понизился, беседа приняла другой тон.

— Вы уже со всеми простились? — лукаво спросил Матео — симпатичный мадридец, дружелюбный, порывистый и даже чуть нервный, чьи маленькие усики всегда готовы были дернуться вверх, открывая широкую улыбку под острым носом.

— Думаю, что да, — ответил доктор.

— Точно со всеми? — не отставал Марсиаль, напарник Хакобо во дворе Якато — здоровенный волосатый детина почти двухметрового роста, с мясистым добродушным лицом и могучими руками, похожими на брёвна.

Доктор понимал, куда он клонит, но явно не хотел вдаваться в подробности.

— Все, кто действительно для меня важен, сидят за этим столом, — сказал он, указывая на присутствующих. — И поэтому я повторяю: да, со всеми.

— Если дон Дамасо говорит: со всеми — значит, так оно и есть, — вступился за него Сантьяго — спокойный и рассудительный мужчина примерно одних лет с Антоном, худой и бледный, с гладко зачёсанными прямыми волосами.

— А я знаю одну особу, которой сегодня очень грустно... — вмешался Хакобо.

Молодые расхохотались — за исключением Килиана, который не знал, кого имеет в виду его брат.