Шрифт:
Поэтому он решил ограничить выезды в город и встречи с прекрасной Саде, хотя они и были ему необходимы, чтобы держать в узде свои инстинкты молодого мужчины. Она никогда ни о чем его не просила и ни в чем не упрекала. Он приезжал в клуб, где была Саде, всегда готовая отдаться после недельной разлуки. Килиану эта ситуация казалась очень удобной. Он получал удовольствие от мимолётных встреч и относился к ним с прохладным чувством юмора и мимолётной нежностью.
Наконец, он уже не мог скрыть от окружающих их отношения, и теперь приходилось терпеть все те же сальные шуточки, которые раньше слушал о других. Он пытался относиться к ним невозмутимо и даже довольно остроумно на них отвечать, но в глубине души все это его это раздражало, поскольку, видимо, он смотрел на эти вещи не так, как другие. Скажем, как его брат, переспавший с несметным количеством женщин, не питая к ним никаких чувств. Порой Килиан даже задумывался: а что, если Саде — та самая женщина, с которой он свяжет будущее или создаст семью?..
Стоило ему об этом подумать, как все внутри сжималось, словно в желудке шевелился червяк. Тогда он закрывался у себя в комнате и курил сигарету за сигаретой, чувствуя себя трусливой лесной крысой, не смеющей высунуться на свет.
Несколько дней спустя Хакобо ворвался к нему в комнату, чтобы показать телеграмму из Баты.
— Это от Дика, — сообщил Хакобо. — Он приглашает нас в Камерун охотиться на слонов, а затем весело провести несколько дней в Дуале. Гарус нами доволен, и я уверен, что он нас отпустит. Жаль, конечно, что это приходится как раз на праздник урожая в «Клубе рыбака», в ту самую субботу: ведь там соберётся весь свет. К тому же, у меня куплены билеты на боксерский матч на стадион в Санта-Исабель. Слоу Пуасон против Чёрной Пули — умереть не встать! То целые месяцы ничего не было, а теперь вдруг — все сразу! Ну, так что будем делать?
Килиана нисколько не привлекало ни то, ни другое, ни третье. После того как он услышал описание охоты из уст Дика и Пау тогда, в казино, для него было совершенно ясно, что в подобном зверстве он участвовать не будет. Ещё меньше привлекала его толкотня на празднике урожая. Что же касается бокса, то он совершенно не понимал, что такого интересного в этом зрелище, где двое мужчин лупцуют друг друга до потери сознания.
— В Камерун я не поеду, — ответил он, тут же придумав объяснение, которое брат должен понять. — Это слишком дорого, а мне нужны деньги на поездку в Испанию. Но ты можешь поехать без меня.
— Да, но... — Хакобо сморщил нос и цокнул языком. — Тогда знаешь что? Поедем в другой раз, а сейчас пойдём на праздник, а потом посмотрим бокс.
Килиан ничего не ответил.
В нескольких метрах от себя он увидел Хосе с охапкой пустых мешков, оставшихся после упаковки какао. Хосе остановился рядом с рабочим, который тщательно подметал сушильню, стараясь не пропустить ни одной скорлупки из остатков сушки, которые тоже будут проданы для изготовления какао более низкого качества.
Килиан улыбнулся.
Ох уж этот Хосе! Килиан не встречал в своей жизни более дотошного человека. За последние месяцы он провёл с ним столько времени, что теперь знал его лучше, чем остальных служащих плантации. Бесспорно, Килиану нравилось его общество. Это был человек весьма благодушный — за исключением редких вспышек гнева, которые длились считанные секунды — ответственный и наделённый врожденной мудростью, которая проявлялась в любой беседе.
— Только не говори, что у вас с Хосе другие планы! — сказал Хакобо, глядя ему в лицо.
— Почему ты так решил? — спросил Килиан.
— Брось, Килиан, я тоже не пальцем деланный. Думаешь, я не вижу, что ты при любой возможности стараешься улизнуть в Биссаппоо? Вот уж чего я не могу понять.
— Я поднимался туда лишь три или четыре раза.
— И что же ты там делаешь?
— Отчего бы тебе не пойти со мной и не посмотреть? — спросил Килиан.
— Карабкаться в Биссаппоо? Зачем мне это надо?
— Чтобы провести там вечер, поговорить с родными Хосе... И знаешь, Хакобо, деревня напоминает мне Пасолобино. Все заняты своими делами, а потом собираются вместе и рассказывают истории, как у нас дома у очага. Там много детей; они играют, смеются и шалят, а матери на них сердятся. Я уже знаю кое-что об их культуре; она мне кажется таинственной и притягательной. А я им рассказываю о нашей долине, и они меня обо всем расспрашивают...
Хакобо сердитым жестом оборвал его речь.
— Ради Бога, Килиан! — поморщился он. — Ну что ты сравниваешь? И как ты мог предпочесть эту деревню весёлой жизни в Санта-Исабель?
— А я не сказал, что ее предпочитаю, — возразил Килиан. — У меня хватает времени и на то, и на другое.
— Могу себе представить ваши интеллектуальные беседы! — хмыкнул брат.
— Послушай, Хакобо. — Килиан уже начал сердиться. — Ты же знаешь Хосе. Так ли уж он отличается от нас?
— За исключением того, что он чёрный, ты хочешь сказать?
— Да, ну и что?
— Так вот, этого более чем достаточно, Килиан. Он не такой, как мы.
— Значит, спать с черными женщинами можно, а как поговорить с этими людьми — так они этого недостойны?
Хакобо отвёл взгляд.
— Знаешь, что я тебе скажу? — бросил он наконец. — Думаю, отпуск в родных горах явно пойдёт тебе на пользу.
Рассерженный Хакобо быстро вышел из комнаты.
Килиан даже не дрогнул. У Хакобо и прежде бывали такие заскоки. Ничего, побродит-побродит и к вечеру вернётся, как ни в чем не бывало.