Шрифт:
Книготорговец смутился, с трудом нашел слова для ответа:
– Кербалаи, клянусь Каабой, пусть у меня язык отсохнет, если я еще кому-нибудь похвастаюсь этим приобретением... Казнюсь я только тем, что один список дал Закрытому - Гаджи Асаду... Закрытый узнал от кого-то и выпросил у меня. Поверь! Только единственный экземпляр ушел от меня, клянусь святой могилой имама Рза, которой я касался лицом в Мешхеде...
Но успокоиться Кербалаи Вели уже не мог. Он поднялся:
– Что было, то было, дело сделано... Но оставшиеся у тебя списки порви! Трепать зазря имя женщины - не по-мужски, пусть постыдятся карабахские поэты, что не воспротивились! И аллаху такие дела неугодны... Ну, будь здоров. До свидания!
Растерянность и стыд испытывал Мешади Гулам. Он даже не смог выйти проводить Кербалаи Вели. Рука бессознательно сжимала тетрадь. Он огляделся, в лавке никого не было, темнота сгустилась, только теперь Мешади Гулам осознал, что в руках у него недостойная вещь. Ах, как он не хотел терять расположения Кербалаи Вели...
Наступил вечер. Азанчи приглашал верующих к вечерней молитве. Однако губы Мешади Гулама не шептали молитву. Он стыдился того, что не устоял перед клеветой.
Боль и гнев овладели сердцем Сеида Азима. Сегодня он пришел на меджлис шемахинских поэтов огорченным. Участники "Дома наслаждения" могли не спрашивать, в чем причина его дурного настроения. Они сами прочли доставленную кем-то из Шуши эпиграмму на Хуршид-бану Натеван. Всех неприятно поразило, что автором недостойных строк был известный карабахский поэт Абдулла-бек. Нельзя сказать, чтобы участники меджлиса "Дома наслаждения" пренебрегали эпиграммами, примером тому служит только недавно написанная самим Агой на Абида-эфенди. В шемахинском меджлисе было принято отвечать сатирическими эпиграммами своим врагам, но сочиненная Абдуллой-беком Аси была направлена против женщины, которая творила добро соотечественникам. Рассказы о ее благотворительности были у всех на устах: издалека она провела в родной город воду, пожертвовала деньги на строительство дороги между Баку и Биби-Эйбатом, помогала беднякам, чем только могла. Но главное, что особенно ранило участников поэтического меджлиса, - Натеван сама была превосходным мастером стихосложения, талантливой поэтессой, газелям которой подражали шемахинцы, чтение которых доставляло удовольствие членам общества "Дома наслаждения". Каждый из них считал, что оскорбление нанесено всем поэтам. Мнения были единодушны:
– Какая подлость!
– Позорить женщину - не по-мужски!
– Какая низость!
– Позор карабахским поэтам, допустившим такое!
– Не было среди них мужчины, чтобы встал на защиту женщины!
– Пятнадцать мужчин против одной женщины.
– Женщины-поэта...
Все ждали слова Гаджи Сеида Азима - главы шемахинских поэтов. Его веское суждение обобщит все сказанное, только он достойно ответит на тяжкое оскорбление.
Сеид Азим внешне был абсолютно спокоен, только руки выдавали волнение: не находили успокоения на коленях. Кажется, что события вчерашнего дня проходят перед глазами. Накануне утром доктор Мирзамамед выписал сыну рецепт лекарства, Сеид Азим тут же отправился его покупать. Неподалеку от караван-сарая Махмуда-аги он повстречал карабахца Гаджи Исрафила. Поздоровавшись с поэтом, Гаджи сказал:
– Я сам хотел повидаться с вами... Показать одну вещь, которую вы можете оценить...
– И ухмыльнулся.
Сеид Азим подумал с удивлением, какие к нему могут быть дела у купца, торгующего хлопком, но вежливо ответил на приветствие Гаджи Исрафила и сказал:
– Пожалуйста, я готов...
– Нет, нет, не здесь, для этого нужно более укромное место...
Сеид Азим, не скрывая на этот раз удивления, спросил:
– Может быть, зайдете в лавку Моллы аги Бихуда, здесь недалеко?
– Да, с удовольствием, я думаю, что и ему будет интересно...
Они вдвоем вошли в лавку Бихуда, который в этот момент растирал в ступке кардамон и имбирь. Воздух в лавке был настоян на запахах корицы, шафрана, мускатного ореха и других пряностей. Хозяин очень вежливо встретил гостей, тут же заказал чай. Гаджи Исрафил, обращаясь к хозяину лавки, сказал:
– Молла ага Бихуд, присядь с нами, пока чай не принесли...
Он вытащил из кармана вдвое сложенную тетрадь и протянул ее Сеиду Азиму. Поэт начал читать. Бихуд оставил свою работу, подошел к Сеиду Азиму и заглянул через его плечо в тетрадку - так его заинтересовал Гаджи Исрафил. Это была эпиграмма на Хуршид-бану Натеван, сочиненная известным поэтом из Шуши Абдулла-беком Аси, ровесником и земляком Натеван. По мере того как Сеид Азим читал эпиграмму, сердце его цепенело. Ум отказывался верить, что талантливый человек способен на пасквиль. Печаль и гнев звучали в его голосе:
– Гаджи Исрафил, я удивлен тем, что вы считаете меня ценителем подобной мерзости. Мужское ли дело ополчаться эпиграммой на женщину? Да еще на такую женщину, которая возвеличила вас, карабахцев. Одно из бесценных сокровищ на свете - вода, и эта женщина дала вашему городу воду, избавила людей от жажды. И так вы отплатили ей за добро?.. Великий греческий мудрец Сократ говорил, что низменные удовольствия не приносят истинной радости. В душе остается горечь и печаль... Я думаю, что и тот, кто написал эту мерзость, и те, кто получает наслаждение от чтения и распространения ее, в конце концов пожалеют о содеянном... Подобные поделки позорят звание поэта, мужчины, человека!
Дрожа от ярости, поэт покинул лавку. Лихорадила потребность немедленно ответить. Мысли будоражили, не давали успокоиться. Он не сомкнул глаз всю ночь. Строки рождались под его пером...
Члены меджлиса поэтов ждали его слов. И он сказал:
– Господа, причина вашего волнения понятна мне. Я думаю так же, как вы. Оскорблена женщина, обладающая достоинствами мужчины, женщина-поэт!.. Но что самое неприятное - повинен в том поэт, пером которого мы доселе восхищались... Прочитав эпиграмму, я не мог успокоиться до тех пор, пока не написал ответ на нее. Если присутствующим интересно послушать, я прочту...
Сеид Азим открыл тетрадь, нашел нужный лист. Весь меджлис ждал, когда он начнет. По привычке он погладил длинными тонкими пальцами усы и начал:
О Аси, твое слово поистине душу пронзает, Твое слово дороже ста тысяч жемчужин бывает.Все насторожились. Сеид Азим Ширвани начал с похвал, интересно, как он перейдет к нападению...
О Аси, ты ведь это о той Ханкызы сочинил, Что богатыми сделала многих, кто в бедности жил. О скажи, почему ты про хлеб и про соль позабыл? Верно, так повелось, что уж если осла угостил. Жди, что, соль разделив, он солонку копытом сломает. Присутствующие переглянулись... Без причины, мой милый, затеял ты весь этот вздор. Ты - мужчина, про честь свою вспомни, - и весь разговор! Недостойно мужчины, коль женщину он оскорбляет.