Шрифт:
Внимательно присмотревшись в кого в зале, профессор Губин насмешливо сказал:
– «Я не стукач, но доложить обязан»: кажется «фамилию, имя и отчество» этой «аварии» я могу назвать, коллеги!
И, сделав супер-эффектную паузу – как в театре, обличительно указал перстом:
– Профессор Рамзин [34] Константин Леонидович!
Приподнявшийся человек, слегка напоминающий не повесившегося в своё время – а дожившего до почтенных лет поэта Сергея Есенина, изумлённо спросил:
34
Рамзин Л.К. десять лет стоял во главе кафедрами Топливо, топки и котельные установки и Тепловые станции. Научную дело Л.К. Рамзин постоянно рассматривал как снадобье к развитию техники и внедрению результатов научных работ в существование. С 1921 Рамзин Л.К. – член Госплана. Рамзин, благодаря своим профессиональным качествам, был привлечен к работе над планом ГОЭЛРО, и вклад его в тот самый проект был только весом. Он являлся одним из организаторов Всероссийского теплотехнического института (ВТИ), а с 1921года по 1930 год был директором, далее с 1944 по 1948 год научным руководителем этого института. Ученый вел успешные изыскания главного своего детища прямоточного парового котла, предназначенного для использования дешевого топлива вместо высококачественного топлива. На рубеже 1920-1930-х годов он разработал принципиально новую концепцию промышленного прямоточного котла (котел Рамзина). В 1943 году за эту работу ему присуждается Государственная премия СССР.
– Кто? Я?!
– Да, ВЫ!!! Вы – ведущий энергетик Советского Союза! Это про Вас сказал сам Ленин: «Рамзин – лучший топливник в России. В лице Рамзина мы имеем самого выдающегося учёного по такой специальности, по которой у нас после Кирша людей нет»…
Речь Губина была похожей на обличительную речь прокурора революционного трибунала:
– …Именно Вы, не так давно опубликовали прогноз, в дальнейшем задавший вектор развития всей советской энергетики, а значит – экономики! Пересказываю дословно, память у меня отличная: «Основой снабжения энергией на протяжении ближайших 200 лет будет каменный уголь и второе по значению место занимает торф… Нефть, стоящая теперь в центре внимании большинства промышленных стран, представляет собой топливо лишь настоящего времени».
– Ну, не дурак ли? – раздалось под сводами Кремля.
«Есенин», не обратив на реплики с мест, вытащив из кармана какой-то документ, вслух прочитал:
– До сих пор не верится! «Рамзин Константин Леонидович… Член Госплана СССР… Член ВСНХ СССР…». Действительно, это – я, коллеги! Вот же, мудак…
Конечно же, тут же нашёлся остряк-самоучка:
– Хорошо, что сам осознал – пролетарский суд это учтёт, коллега!
Положа руку на сердце, Рамзин попытался объясниться:
– В своё оправдание, могу сказать только, что – «ни сном, ни духом»! В той жизни, коллеги, я был тоже – теплотехник не из последних, но… Я могу разработать и разрабатывал «в реале», любую энергичную установку – от паровозной или пароходной топки, до самой мощной тепловой электростанции… Но, если честно, мне по барабану что там будет сжигаться – нефть, уголь или сушёное коровье дерьмо! Топливо определяет заказчик.
Немного подумав, устремив взгляд вверх – как будто ища там ответа, профессор Губин сделал предположение:
– Ваш реципиент прославился прямоточным котлом – делом всей его жизни, могущем использовать любое местное топливо. Возможно, воспользовавшись своим влиянием на кремлёвских вождей – «реальный» Рамзин просто «нагнул» экономику страны под своё детище, натягивая «сову на глобус»…
– Кстати, не такое уж и, редкое явление в отечественной и мировой науке, – прокомментировал Берия, – это только в американских видосах учёные на безобидных дурачков похожи… В реальной жизни, это волчары ещё те.
Пошумев, как обычно, коллеги успокоились и докладчик смог продолжать:
– Наконец, друзья и коллеги – «лоббирование» донецкого угля никуда не делось! Все те же – исключительно льготные тарифы на перевозку угля из Донбасса… Только вместо французских банкиров, этим занялась мощная партийно-хозяйственная группа – которую кто-то из присутствующих здесь коллег, метко обозвал «украинской партийной мафией».
Не все коллеге Губину поверили и, он повысив голос чтоб перебить гул, привёл доказательства:
– При Оржоникидзе, Косиоре, Серебряковском и Кирове (моё почтение, коллега!), в начале двадцатых годов – нефтедобыча росла ударными темпами! А, как только эти товарищи уехали на повышение в «центр», рост добычи тут же замедлился… Почему?
Устремив взор на Берию, Губин несколько встревоженно закончил:
– А сейчас, когда судя по всему и Лаврентию Павловичу не суждено возвратиться в Закавказье… Ох, беду чую!
– Не Вы один, коллега! – ответил сам Лаврентий Павлович.
Сталин, поддержал докладчика, с некой лёгкой печалью, покачав головой:
– Умэние «выбить» средства и ресурсы, ВСЭГДА(!!!) было родимым пятном совэтской экономики… А, для этого нужен был «ПОЛЫТИЧЕСКИЙ ВЕС»!!!
– Да! Что было – то было, из песни слов не выкинешь, – согласился и Молотов.
– Что за «толстовщина с достоевщиной», коллеги? – фыркнул недоумённо Киров, – политическое «лоббирование» чьих-нибудь или каких-нибудь экономических интересов – повсеместное явление всегда и везде, а не присущее исключительно советскому периоду истории.
Маленков, глубокомысленно заметил:
– Ещё думаю, приходилось считаться с мнением пролетариата Донбасса и субсидировать добычу угля, коллеги! До начала, а то и до конца тридцатых, пролетариат – это очень мощная политическая сила.
Подождав, когда вожди выскажутся, Губин:
– С вашего позволения я закончу, коллеги, ответ на вопрос «кто виноват»…
– Конэчно!
– …Несмотря на умопомрачительные планы по добыче и переработки нефти, капитальные вложения в отрасль были крайне недостаточны. Для выполнения этих планов не хватало ни оборудования ни труб – для разведывательного или промышленного бурения. На вторую пятилетку планировали пробурить 11 тысяч километров скважин, а на деле получилось всего семь!