Было пять часов вечера. У маленькой мисс Мэдисон было еще полтора часа, пока мои ворота не закроются на ночь. Я был не в настроении для пижамной вечеринки, если только она не собиралась снова снять с меня штаны.

Я снова посмотрел на нее, скрестив руки. Эта игра закончилась.

– Тебе пора уходить, красавица.

– Я понимаю, что злоупотребляю твоим гостеприимством.

– Ты никогда не была желанной гостьей.

– Но это очень важно. Так что, если мне придется стоять здесь, пропуская обед и ужин…

Я прервал ее.

– Ты ничего не ела?

Она покачала головой.

– Ты вообще выходила из комнаты?

– Нет.

Ненормальная.

– Разве ты не проголодалась?

– Я умираю с голоду, – сказала она.

Я усмехнулся. Вот как от нее избавиться.

Я схватил телефон и набрал номер моей любимой пиццерии. По крайней мере, я был огромным. Фунт куриных грудок и коричневый рис не казались сегодня тем, что нужно.

– Две большие пиццы, – заказал я. Глаза Пайпер загорелись. – Пепперони.

Ресторан принял мой заказ, но я подмигнул своей истекающей слюнками нарушительнице.

– Надеюсь, ты упаковала ланч.

Ее глаза сузились, когда она осознала это.

– Я справлюсь.

– Не хочу, чтобы ты упала в обморок на моем крыльце. Это не улучшит моей репутации.

– А ведь я, действительно, защищала тебя в офисе.

– Это была твоя первая ошибка, – я подмигнул, направляясь обратно в кабинет. – Не пытайся подружиться со зверем.

Я ждал тридцать минут свою пиццу, накладывая пластыри на порез на ноге и увеличивая громкость на спортивном шоу, чтобы я не смог услышать звук ее урчащего живота из фойе.

Ей нужно было что-то поесть, и она должна была уйти, чтобы это сделать. Она уйдет. Все, что мне нужно было – подождать.

Или вышвырнуть ее вон.

Уволить ее чертово агентство и найти нового представителя.

С другой стороны, кто меня возьмет? Если Эйнсли Рупорт и «Спортивная Нация» окажутся правы, «Монархи» уволят меня к концу сезона. Это означает, что мне нужен агент. Я застрял с ними. Хорошо, что Пайпер и ее отец не отказались от пары миллионов комиссионных.

Это было безвыходное положение в моем проклятом фойе.

Я не слышал стука водителя доставки. Пайпер закричала мне.

– Твой ужин здесь.

Я тихо чертыхнулся, но она была слишком вежлива, чтобы ответить. Она была так добра, что открыла дверь. Я бы бросил сто баксов водителю, не сказав ни слова, и забрал свою еду.

Нос Пайпер практически следовал за мной на кухню, но она была не из тех, кто умоляет. На самом деле, она ожидала официального приглашения в мою неиспользуемую столовую, со всем изысканным фарфором и прекрасным музыкальным сопровождением к ее трапезе.

Этого не произошло.

Пайпер проверила свой телефон, пока я приготовил тарелку с дымящимися, тянущимися, толстыми ломтиками жирной пиццы. Джентльмен мог бы поесть в уединении.

Но я не был джентльменом.

А Пайпер была дамой, танцующей джигу в фойе. Она ходила на цыпочках, иногда подпрыгивая.

Потому что она была голодна и хотела в туалет.

Идеально.

Я съел свой ужин перед ней, дразня Пайпер огромным куском пиццы.

– Ты всегда смотришь спортивные трансляции о себе? – Пайпер недолго продержится, если будет также пританцовывать с одной ноги на другую.

– Я... популярный парень в Лиге на данный момент.

– Значит, это совпадение? А я-то думала, что ты самовлюбленный.

– Рад, что смог развеять твои страхи.

– Да, это помогает. Легче вести переговоры, если у меня есть правильное мнение о тебе.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – я наслаждался слишком большим куском для моего рта. Она даже облизнула губы. – Сомневаюсь, что тебя это волнует.

– Почему? Не слишком много на поверхности?

– Слишком много для тебя, чтобы справиться с этим.

– Не думайте, что мускулы делают человека сильным, мистер Хоторн.

– Не думайте, что они делают человека глупым, мисс Мэдисон.

Пайпер замерла, впечатляющее достижение для женщины в ее положении.

– Я никогда не говорила…

– Меня не интересует, о чем ты думаешь. Мне просто нравится смотреть, как ты корчишься. Только одна вещь сделает это лучше.

– И что же это такое?

– Немного свежести.

Пайпер крикнула мне, когда я шел на кухню.

– Знаешь, все может закончиться секунд через десять, если ты меня послушаешь.