Тогда нерешительности не было места в нашей постели.

Я опустился на нее, наслаждаясь ее шелковистой, горячей киской. Я почти забыл, какой горячей она может стать, какой влажной, восхитительной и сладкой.

Пайпер выгнулась дугой, вцепившись в простыню обеими руками и слегка прикусив губу, чтобы заглушить свой крик. Это была особая пытка. Я снова лизнул ее, погружая свой язык в ее напряженную плоть. Она всхлипнула.

Мне нужно было почувствовать вкус ее желания. Влажный. Дикий. Я набросился на нее, лизал, поглощал и пировал, как бешеный, обезумевший от похоти монстр. Пайпер извивалась подо мной, стремясь вырваться и отчаянно пытаясь сильнее прижаться к моим губам.

Моя красавица была еще прекраснее, когда я был в полной агонии, но я больше не был абсолютным животным. И все из-за нее. Я знал самый простой способ доказать, насколько великодушным и заботливым человеком я стал.

Я посасывал ее набухший бугорок, пока ее тело не забилось в конвульсиях, не задрожало, не стало влажным. Она выкрикнула мое имя в потрясенном блаженстве. Ее ноги крепко прижались к моим ушам, заглушая тихие всхлипы, которые она издавала. Сладость ее возбуждения покрыла мои губы в восхитительной благодарности.

Я не был хорошим человеком, но, по крайней мере, мог быть прирученным зверем.

Вот только я еще не закончил свою охоту.

Я стоял, расстегивая штаны и поглаживая твердую длину, которая только приподнялась, когда передо мной лежала ошеломленная красавица, дрожащая от желания.

Я не дал ей заговорить. Не дал ей пошевелиться. Не позволил ей прикоснуться ко мне или поцеловать меня.

Я хотел только ее безоговорочной капитуляции, прежде чем сдамся ей сам.

Пайпер выгнулась дугой, когда мой член скользнул в нее, вынужденный войти в эту ослепительную тесноту. Она потянулась, и ее возбужденный вздох дал мне возможность схватить ее за бедра, толкнуть так глубоко, как я мог, и врезаться в ее душу.

Я поцеловал ее, покусывая ее губу, изо всех сил стараясь удержаться и не поддаться желанию трахнуть ее и трахнуть жестко.

Еще нет.

Сначала она должна была узнать. Должна была почувствовать. Должна была понять.

– Я люблю тебя, – хрипло зарычал я, но это не должно было напугать ее. Мои слова были клятвой защиты и обещанием. – Я никогда никого раньше не любил, красавица. Ты единственная в мире, кто понимает меня и то, что мне нужно, и то, что я отдал бы просто так…

Я вложил свою руку в ее, сопротивляясь инстинкту бездумно кружиться в страстном блаженстве.

Пайпер застонала, и каждая дрожь ее тела крепко сжимала меня.

– Возьми меня, Коул.

– Ты слишком красива.

– Возьми меня.

– Я хочу обращаться с тобой правильно.

Ее голос дрогнул.

– Тогда возьми меня.

Я не оставлю красавицу в беде.

Я резко толкнулся в нее. Ее груди подпрыгивали – прекрасное зрелище. Я схватил их, крепко сжимая, когда мои бедра врезались в нее.

Пайпер это нравилось. Она выгибалась дугой, умоляла и толкала себя бедрами, чтобы встретить меня в бешеном ритме.

Это не было ни доминированием, ни уродством, ни нежностью и робостью. Я пронзал ее насквозь, и Пайпер встречала каждый карающий толчок вздохом удовольствия. Она смотрела на меня с отяжелевшими веками, приоткрыв губы и выдыхая самые сладкие слова.

Она подчинилась мне и подчинила меня себе на одном дыхании.

Я схватил ее, вцепился, как животное. Я укусил ее за шею.

А она ласкала мои руки. Пробормотала мое имя.

Прошептала свою любовь.

Это был баланс, о существовании которого я и не подозревал. Она понимала меня – каждую частичку меня, даже темноту, которую я пытался скрыть. Этот чудовищный аспект боготворил ее, трахал, но он оставил насилие, ярость и агрессию в уюте ее рук.

Я предложил ей все, что принадлежало мне, и она приняла это.

Так же как и я – в первый раз. Но не в последний.

Я потерялся в ней, и мы вцепились друг в друга в потном, совершенном блаженстве.

– Коул... – тело Пайпер напряглось, и она крепко зажмурилась. – Пожалуйста…

Ей не нужно было просить. Я был там с ней, в совершенной синхронности, когда наши тела столкнулись, разбились и сдались друг другу.

Она кончила со мной, шепча слова любви.

Я кончил с ней, но слова застряли у меня в горле.

Вместо этого я должен был доказать это, делая резкие и глубокие толчки, пока эта пульсация не парализовала мое тело и полностью не прижала меня к ней.

Обычно, когда я кончал, мой разум затуманивался.

Но не в этот раз.

На этот раз я погрузился в нее, и я представил себе жизнь, где это блаженство происходило каждый день.

Где я мог бы иметь Пайпер. Держать ее рядом с собой. Брать ее каждый вечер. Просыпаться вместе с ней каждое утро. Пусть она успокоит зверя. Жить с ней. Для нее.