Шрифт:
– Ну, как Вам, Мистер Стейф?
Она смахнула остаток слюны с губ, при этом вытянув их вперёд.
– Очень хорошо, Лена.
Ребятам в классе словно подарили вторую жизнь: шёпот разлетается быстрее самолётов. Грязная извращенка. Теперь я ненавижу курсы здоровья и безопасности ещё больше.
В безжизненном коридоре раздаётся высокий гул звонка, который быстро сменяется шуршанием сумок и колоритным голосам на фоне. Стулья и парты заскрипели; повсюду начинают сминать использованную не в образовательных целях бумагу, из-за чего в ногах быстро образовываются белоснежные комки.
Глава 6
Знаете, что такое дом? Родной дом, где так тепло и уютно? Где можно погреться у камина и нежиться на мягком махровом диване, смотря любимую передачу по телевизору и заливаться смехом как в первый раз? Если да, то тогда вам знакомы те приятные щекочущие ощущения в животе. От моих не осталось и следа с тех пор, как меня начала пичкать таблетками для похудения и активированным углём.
– Ты приняла таблетки?
Ну, вот опять.
– Да. Выпила сразу, как ты дала.
– На весы.
Только не это.
Мы проходим в просторный гардероб. Длинная узкая комната без окон, с вставленными стеклянными шкафами пугает меня больше всех остальных помещений в доме. Неоновая подсветка под потолком вперемежку освещает то карниз, то незамысловатые узоры на стенах. Радужные блики скользят по отражающим ящиках – всё, как в самом красивом хоррор-фильме.
Стеклянные весы аккуратно располагаются в углу. Сейчас стрелка на нуле, но стоит мне встать на них, как она перекатит за сорок килограммов. А этого я совсем не хочу.
Холодный пласт под ногами заставляет меня напрячься.
– Руки по швам.
Мать проводит своей острой ладонью от моего локтя до запястья. Я дрожу, подобно осеннему листу в ураган.
– Спину ровно, иначе дам корсет.
Я чуть дальше выставляю грудь и увожу плечи назад.
Мать судорожно бегает вокруг меня, создавая лёгкие ветряные потоки. Мои волосы колышутся, а длинные пряди чёлки щекочут щёки.
– Ты принимала таблетки? – её голос грубеет, а напряжение растёт с каждым сказанным словом.
– Да.
– Не ври.
Но внутренний голос велел мне не выдавать себя.
– Я спрашиваю ещё раз, ты принимала таблетки?
Я медленно, почти незаметно опускаю глаза на стрелку. Она чётко указывает на сорок два. Я переминаюсь с ноги на ногу в надежде, что они просто поломались или я встала неправильно.
– Чего ты топчешься?
– Просто.
– Ты принимала таблетки?
Нет. И я рада, что их содержимое гниёт сейчас в школьном мусорном ведре у медицинского кабинета. Может быть, их уже вывезли на городскую свалку, где им и место.
В момент я перестаю слышать писк посудомоечной машины. Журчание воды в ванной комнате скрывается в мраморных стенках. Я остаюсь одна.
– Дрянь! – мать взмахивает руками ввысь.
Последний вздох.
Она хватает меня сзади за волосы режущими пальцами и откидывает вбок, как живодёры избавляются от бездомных собак. Меня будто отхлестали колкими розами прямо по голове. Я хватаюсь двумя руками за корни волос, чтобы боль прекратилась как можно быстрее.
– Что я тебе утром говорила? Ты хотя бы понимаешь, что ты делаешь?
Она пинает весы так, что те с огромной скоростью отлетают и трещат вместе со стеклянной дверцей шкафа.
Лицо матери становится совсем звериным. Изящные стрелки рядом с глазами сливаются с её чёрными зрачками. Теперь в её взоре нет ничего, кроме ярости. Лучезарная улыбка превращается в стиснутые клыки, уже готовые без всяких раздумий разодрать мою плоть на мелкие кусочки, собрать воедино которые будет не в силах даже самый опытный археолог. На её плоском лбу проступают морщины, и даже тональный крем не спасает её кожу от таких преображений.
Мать бросается ко мне скорым шагом:
– Ты у меня сутками будешь без еды сидеть!
Она замахивается. Её нежный маникюр теперь походит на ногти бурого медведя или самого страшного обитателя ада.
В это же мгновение их остриё впивается в моё плечо, и мать с силой откидывает меня в сторону.
– Дрянь! Неблагодарная!
Я успеваю только сморщиться перед тем, как удариться затылком о зеркальную поверхность шкафа.
Прозрачный треск раздаётся позади, моментально оглушая меня. На второй план уходят в возгласы матери, и шум телевизора в соседней комнате. Теперь я слышу только своё сердцебиение и хрустальный звон стекла.