— Брат, как прошла эта неделя? — тринадцатилетний Мирон выглядел довольно мило — франтовской костюм, зачёсанные набок волосы и щегольская шпага в ножнах создавали образ уменьшенного в размерах ловеласа и сердцееда. Младший же, шестилетний Кирион, был одет в мужское платье, глуповатое по мнению Эррона и совсем не подходящее мальчику.

— Интересно, Мир, — кронпринц потрепал его по белокурым, в мать, волосам. — А ты, Кир? Опять тебя одели как зефир? — он внимательно оглядел ребёнка на своих руках. — А стрижка ничего.

Действительно, стрижки обоих ребят были абсолютно идентичны: короткая ровная, будто по линейке, челка и прямые пряди, закрывающие уши. Старший из братьев лишь пригладил зализанные набок волосы.

— А меня вы, видимо, совсем не замечаете, — хмыкнул Эррон.

— Ты не такой интересный, — Мирон украдкой показал желтоглазому магу язык, а после затравленно огляделся: не увидела ли гувернантка.

Эррон закатил глаза — да, дети его не особо любили, скорее даже боялись. Впрочем, это было взаимно.

— Веселитесь, я зайду к Амирану, — решил посетить главу тайной канцелярии Маккини, напоследок проверив защиту на кузене. Во дворце самыми опасными были привороты…

Тимерс переступил порог родового особняка и содрогнулся: находясь за пределами города, сейчас он был пропитан тоской и одиночеством. Холодные стены, пол, даже природа вокруг молчала. Печаль обитателей отразилась и на особняке, и на окружающей его территории.

Староста некромантов был уверен — родителей он сегодня не найдёт. Проигнорировав слуг, он поднялся в лабораторию брата. Тимерс никогда не понимал добровольного заточения Олава, как и того, что он сам изолировался от всех, отчаялся. Надежда умирает последней, и наследник Дисли похоронил её, чего не сказать про Тимерса.

— Хватит нюхать свои токсины и пойдём прогуляемся. Наши кони скоро без дела с тоски помрут.

Олав зашипел, когда из распахнутого окна на него полился ясный дневной свет.

— Ты сдурел? Сейчас мне половину образцов засветишь! — лёгким порывом ветра Дисли захлопнул окно и задвинул шторы. — Что за приступ энтузиазма?

— Ничего. Противно видеть, как старший брат плесенью зарастает.

— Как грубо, — усмехнулся Олав, на самом деле не испытывая никакого веселья. — Ладно, ты же не отвалишь.

— Не отвалю.

— Пойдём…

— Помойся сначала, от этого запаха не то, что кони, умертвия слягут.

— Никакого уважения к старшему…

— Да-да, — Тимерс вышел, оставив дверь лаборатории нараспашку.

Спустившись в холл, он приказал в пустоту:

— Приготовьте коней, — совершенно не волнуясь, услышат ли его.

Мужчина насвистывал какой-то мотивчик, уверенный в своей победе.

*****

— Эррон, дорогой мой, — мать слащаво улыбнулась и прижала старшего сына к себе. — Ты где извозился? Попахиваешь лошадьми.

— Ездили с принцем на охоту, только вернулись.

— И как улов? — заинтересовалась сестра.

— Пара умертвий, ничего особенного.

— Сдаёшь позиции.

— Поговори мне тут…

Руна Маккини была очень миловидной девушкой: янтарные глаза светились неуёмным любопытством, тонкий нос словно был воплощением всего аристократического, и даже бледные губы-ниточки не портили образ, а лишь придавали какой-то необъяснимый шарм, как и кудрявые светлые волосы.

— У меня вот вопрос, ты как с родителями оказалась?

— Ну, я телепортировалась сюда, узнала, что их нет, и отправилась на поиски.

— А я говорил много тысяч раз — когда мы на работе, ты лезть не должна, — отец семейства, Густав Маккини, сильнейший маг своего поколения, устало снимал защитную броню. Закончив школу некромантии, а после и академию, он вдруг решил переквалифицироваться в стихийника и добился в этой отрасли невероятных высот.

— Ой да ладно вам, надо же когда-то начинать, — фыркнула девушка.

— Я всё ещё не простила тебе поступление в ВАМИТ, так что попридержи свой язычок, — холодно заметила Дэйна, даже не смотря на дочь. Она изящным жестом снимала высокие перчатки, будто находилась на каком-то светском приёме.

— Рону можно, а мне — нет?

— Он мужчина.

— Фу, в наш век дискриминация по половому признаку уже не актуальна!

— Дорогая, а я говорил тебе, зря ты позволяешь ей читать всю эту политическую лабуду…

— Не говорил, — парировала женщина, наконец подняв свой высокородный взор на присутствующих. — Сейчас же всем мыться, поговорим после!

Эррон тяжело вздохнул: если мать сказала, то так и будет. Впрочем, он не горел желанием начинать непростой разговор, в тысячный раз откладывая его на потом.