Трясущимися руками, мать Эриха Ноймана налила себе еще выпивки.

— Правда в том, что он слишком силен для этой планеты. И силу использует не по предназначению, он лишь поглощает энергию. Если бы он начал её отдавать, он мог бы превратить эту планету в ад или рай. Но нам запрещают вмешиваться в жизни людей, мы лишь поддерживаем их жизнь, не позволяя самоуничтожиться. Ему так нужна его Сафрон…

Хайке посмотрела в потолок.

— В детстве, я считала его заносчивым. Но знаешь… это очень тяжелая ноша — знать, что в тебе есть сила, способная менять планеты, и просто сливать эту энергию, отдавать её, лишь бы не сойти с ума. То, что является его величайшим даром, стало его проклятием. Он заслуживает быть счастливым, он столько сделал для этой планеты, для этого мира.

София растерянно кивнула.

— Но чего вы от меня хотите? Я… мне хорошо с ним, но я… я не люблю его, он слишком много ошибок допустил при нашем знакомстве.

Хайке усмехнулась. В глазах её светилось какое-то понимание, добрая, хоть и не совсем понятная ирония.

— Скоро ты начнешь вспоминать. Вспомнишь Тамару, вспомнишь Сабрину, и поймешь, что твоя душа всегда будет тянуться к нему.

— Сабрину? Я не понимаю…

— Рано тебе понимать. Я тебе лишь вот что скажу: при первом знакомстве, он считал, что ему не нужна Тамара, сейчас же ты полагаешь, что тебе не нужен Эрих. Два глупца, — вздохнула господа Нойман. — Что ж, я надеюсь, в этот раз вы сможете перешагнуть собственную гордыню.

София надавила на веки и сделала несколько медленный глубоких вдохов.

— Я стараюсь быть с собой честной, Хайке. Мне… когда-то Эрих меня пугал, так сильно, что и словами не передать… Ну а сейчас… я не до конца понимаю, кто вы, и кто он. Но… я увидела его в другой стороны, и мне нравится эта сторона.

— Ты не пожелаешь, если доверишься ему, — прошептала Хайке, в её глазах стояли слезы. — Он скорее себе руку перегрызет, чем сделает тебе больно.

Хайке поднялась. София последовала её примеру.

— Мне пора… Но мой тебе совет… — выдох, — не верь Марку. Не смотри на меня так, я знаю своих сыновей лучше, чем кто-либо. Я знаю, что он сделал, знаю, на что способен.

— О чем вы?

— Я… я всегда думала, что именно Эрих будет тем, кто склонен к жестокости, поэтому старалась уделить ему больше внимания. Если бы я знала, что именно младший сын…

— Вы говорите загадками, Хайке. Я устала от загадок.

Женщина улыбнулась и молча покинула комнату.

Увы, на следующий день все обещание были забыты, а планы — перечеркнуты.

Той ночью к ней пришла Сафрон, и рассказала правду, после которой София приняла решение бежать из обители Эриха Ноймана.

Уснуть получилось не сразу. Мысли, мысли… все её мысли оккупировали Нойманы. Когда таки уснула — сон, подобно глубокому бескрайнему океану, поглотил её.

… Это был балетный класс. За окном — ночь, в комнате темно. Старый паркет вздрагивает, когда на него наступает танцующая девушка. Ей — лет пятнадцать, не больше. Она среднего роста, хрупкая, высокая, с хищным разрезом глаз и тонкими губами.

В углу сидит пожилой учитель, и не сводит с девчонки пристального злого взгляда. В его руках — указка, которой он время от времени ударяет о старый молчаливый рояль, задавая ритм танцу ученицы.

— Стоп, Тамара!

Голос учителя разрезает тишину, нарушаемую лишь скрипом паркета. Балерина резко останавливается.

— Плохо. Начни сначала, в этот раз — без ошибок!

София не понимает, что она видит, и как оказалась в этой комнате. Она смотрит в зеркало, и понимает, что не видит там своего отражения.

— Узнаешь это место? — доносится откуда-то сбоку.

София поворачивается, и видит рядом Сафрон.

— Где я…

— Сейчас поймешь… смотри… — Сафрон кивает на юную балерину.

София наблюдает, как учитель продолжает делать выговор скуксившейся Тамаре.

— Тебе тогда было тринадцать. Этот, — кивает на учителя, — тебя сильно невзлюбил, гонял каждый день. Ты с его уроков в слезах уходила.

И действительно, София увидела, как девочка, получив от учителя еще один нагоняй, собирает вещи и покидает кабинет. София и Сафрон молча следуют за Тамарой.

— Почему мы здесь? — спросила София.

— Я показываю тебя самые важные воспоминания из жизни Тамары.

София рассматривала узкие коридоры, статуи известных мастеров на каждом повороте. Балетная школа в ночное время вызывала у неё какое-то глухое чувство… одиночества.

Тамара шагала впереди — маленькая, грустная, пытающаяся сдержать рыдания.

— Этим воспоминаниям уже больше столетия, — говорит Сафрон, на ходу прикасаясь к стене, — я хранила их для тебя, надеясь, что однажды мне хватит сил перешагнуть через его проклятие, и рассказать тебе правду. София, ты помнишь это место? Помнишь, как сильно его ненавидела?