Увидев двери родных пенатов, я едва не расплакалась. Я даже и не подозревала, как соскучилась по этой лавке, по Марфе, по городу, по плохой погоде. От нахлынувших чувств и холода, я, что было силы, начала барабанить в дверь замерзшим кулачком.

Через некоторое время раздались тяжелые шаги по скрипучей лестнице.

– Кто там?
– услышала я охрипший ото сна голос тетки.

– Марфа, это я, открывай!

– Кто я?

– Аська!

Незамедлительно начали громыхать замки и цепочки, на которые тетка, боящаяся воров больше смерти, муровала дверь. Она открыла, я посмотрела на нее: с распущенными по плечам длинными волосами с нитками седины, в ночной рубашке, теплой шали, такая же, как всегда, такая же родная и близкая, в сердце защемило.

– Марфа!

Я хотела было кинуться ей на шею от переизбытка чувств, но тетка как-то странно посмотрела на меня и вдруг начала креститься и повторять: "Свят, свят, свят, изыдни сатана!" От неожиданности я открыла рот и вошла в дом.

– Марф, ты чего? Марфуш?

– Уйди отсюда, чертово отродье!
– истошно заорала тетка и кинулась к углу с образами.

– Марфа, ты, для разнообразия с ума сошла?

Тетка покосилась на меня:

– Ась, в правду что ли, ты?

– Лукинична, я как дура летела столько часов, не для того, чтобы слушать твои концерты.

– Асенька, золото мое! Не сожрали изверги данийские, ножичком не порезали!
– из ее глаз покатились драконьи слезы, и она бросилась ко мне, прижала мое тщедушное тело к своим пышным округлостям, явно намереваясь задушить.
– Асенька, вернулась живая здоровая. Как повзрослела, похорошела!

Она бешено щупала мою голову, руки, даже за уши схватила и плакала, плакала, плакала.

– Ну, хватит, никто меня не собирался есть. Ты посмотри, я вообще не аппетитная, - бормотала я, чувствую, как комок подкатывает к горлу. В конце концов, чтобы не кинуться в сентиментальности, я все-таки прилетела не в отпуск, а с благородной целью, я вырвалась из ее объятий.
– Марфа, это дело жизни и смерти.

Тетка на секунду замолчала и потом принялась рыдать с удвоенной силой.

– Все-таки решили слопать мою касатушку!

– Марфуш, ну, хватит уже, - умоляюще посмотрела я на нее, - это я живая и здоровая, не покусанная, правда голодная и замерзшая.

Для нее это был призыв к действию, тетка кинулась на кухню ставить чан с водой и разогревать ужин.

Я подошла к зеркалу и сама ужаснулась. Бледное обветренное лицо, огромные синяки под глазами, горящие глаза, лохматые кудрявые рыжие волосы, да я бы сама себя за призрак приняла! Да уж, похорошела, ничего не скажешь. За едой я вкратце рассказала, что происходило, что получилось из всего этого, и что мне от нее, собственно, нужно.

– Знаешь, Ась, отворот это дело тонкое, они очень уж индивидуальны, на каждый отдельный яд, делается свое противоядие, также и отвороты. Мне бы посмотреть, это за зелье было, в миг сварила бы.

– А есть какой-нибудь универсальный рецепт. Ну, скажем с мышиными лапками.

– Ася, - всплеснула руками тетка, - с мышиными лапками только снотворные готовят!

Я насторожилась, если я рецептики перепутала, то Ваняшка сейчас спит без задних ног, а не поет серенады под окном у Прашки. Ну, что ж, все, что не делается, все делается к лучшему!

– Лукинична, а можно ну, хотя бы что-то сделать?

– Сейчас посмотрим.

Тетка одела на нос очки и тяжело ступая, начала ходить вокруг полок с книгами, ища нужную. Я смотрела на нее, как же хорошо дома, как же я по ней соскучилась, не нужна мне никакая Фатия, никакой данийский Властитель, дома лучше всего, здесь я под защитой, здесь меня любят и именно здесь я и центр вселенной, и точка отчета.

– Вот нашла, это зелье перебьет любой заговор и любой приворот, правда оно имеет некоторые неприятные побочные эффекты.

– К примеру?

– Головная боль и тошнота. Еще может быть ощущение похмельного синдрома, с последующей абстиненцией.

– Да, ладно, пусть уж лучше сопьются, чем по этой дуре сохнут.

Тетка хитро посмотрела на меня поверх очков.

– А что хорош собой этот твой данийский Властитель?

Я дернула плечами.

– Так себе, а что?

– А ничего, просто, когда ты о нем говоришь, у тебя глаза с блюдца становятся, а румянец на всю щеку. Нравится он тебе, да?

– Да, ты что, Лукинична, кому он нужен, никому!
– буркнула я, чувствуя раздражение и жуткий стыд.

– Ладно, иди спать, отдохни с дороги. Сварю зелье тебе, и адепта спасем, и того, кто никому не нужен.

Она по-доброму заулыбалась, а я вскочила:

– Ну, нет, я с тобой!

В коморке, где Лукинична варила свои зелья, было мало места. Посредине стоял огромный чан, на полках сотни бутылочек с ингредиентами, названия которых для меня навсегда останутся загадкой. Я щелкнула пальцами и в очаге, под чаном появился огонь. Марфа довольно кивнула.