Киря замолчал и замер посреди вагона. Он часто дышал. Глаза его растерянно бегали, а на лбу выступил пот. Его била изредка дрожь, как от сильного нервного напряжения. Вермунд недвижно смотрел на него, но почему-то не проявлял ни возмущения, ни пренебрежения, свойственного ему. Потом он лениво, как от мухи отмахиваясь, отстранил руку Кири, подошёл поближе и стал внимательно всматриваться в его лицо. После чего сузил подозрительно глаза и с нарастающей догадкой проговорил:

– Так ты… – он словно увидел знаменитость – Кирилл Брюханов, я узнал тебя. – при этом он хлопнул в ладоши – Ты же сбил двух первокурсниц на пешеходном переходе, а потом уехал. Это же по всем канал показывали ещё. Ну, ну, вот Вы, – он протянул руку по направлению к Лёшику – Вы разве не помните, Вы же должны помнить, такой скандал был на всю Россию, честное слово.

Обрадовавшись своей догадке, Вермунд даже подскочил, как в лото выиграл. И вот теперь на его холодном лице отразилась та доля презрения, которой покрывается человек, неспособный принять все грани этого мира, человек обособившийся в своём узком видении. Он отстранился, словно прикоснулся к чему-то мерзкому и, влезая на верхнюю койку, ошарашенно и даже как-то растерянно проговорил:

– Мне даже ехать с Вами в одном вагоне отвратительно… Была бы моя воля, я бы попросил меня пересадить. – задумался, добавил, обращаясь к Лёше – К Вам, молодой человек, это определённо не относится. Хотя, если честно, я бы на Вашем месте, руки этому потребителю не подал и, на всякий случай, если Вы это уже сделали, помыл ладони с мылом, ибо Вы могли запачкать их кровью. Кровью невинной и чистой.

Лёшик повернул голову в сторону Кирилла, понимая, что этот мяч был адресован ему, а тот, в свою очередь, пробубнил, как обиженный ребёнок:

– Суд не признал меня виновным. Я заплатил их родным…

Но, видимо, это оправдание не устраивало даже его самого. Киря отвернулся и стал смотреть в окно. Лёшик ошарашенно наблюдал за всей сценой, потом с нарастающим осознанием проронил:

– Бабку… На капоте… Покатал…

Также насуплено, с тихим отчаянием, не отрывая взгляда в никуда, Кирилл заключил безысходно, словно злодей, с которого сорвали маску:

– Да не бабку, не бабку и не на капоте.

Проникаясь осознанием ситуации, Лёшик откинулся на кровати и задумался. Для него всё это был какой-то больной перевёрнутый мир, где медики давят людей, покупают прощение, а священники смотрят новости войны и призывают к убийствам.

Помолчав так минут десять, Лёшик снова налил водки и протянул стакан Кириллу.

– Куда ты решил сбежать?

– Не знаю, – угрюмо отозвался тот – Я уже месяц по поездам так мыкаюсь. Просто езжу. – почему-то он стал пальцами ощупывать грудь, смотря куда-то вглубь футболки.

– Поэтому ты принял деньги от отца?

– Да. Хочу быть невидимкой, хочу покоя, тишины хочу от этих порицающих взглядов, где каждая крыса тебя знает, город-то не большой. От звонков по ночам. От угроз под дверь. От того перехода…

– А, что ты планируешь делать, когда деньги кончатся?

И тут Киря осекся. Видимо, эта мысль приходила ему в голову. У него не было ответа, и он растворился в молчании.

3. ГОСПОДИН СКОКК НАХОДИТ СМЫСЛ

Лёшик проснулся совсем уже не ранним утром. Кирилла не было. Святоша пил чай. Степенно. С наслаждением. Крепко держал массивную кружку за неуместно тонкую ручку. Он смаковал каждый глоток и чуть-чуть прищуривался, когда дул, и пар обжигал ему глаза. Вторую ладонь он положил на поверхность стола. Вдоль его длинных тонких пальцев, покрытых мелкой сетью раскрасневшихся капилляров, расположилась небольшая Библия. Геометрически, безупречно, ровно. Поймав взгляд Лёшика, Вермунд пояснил:

– Очевидно, наш с Вами попутчик не решился на постыдное бегство, выбрав молчаливое уединение. Видите, его вещи, – он указал своим неприятным, как нос здорового комара, сухим пальцем на пожитки Кирилла – Не думаю, что такая личность, бросила бы своё добро. Подобным, как правило, присущи две отличительные черты: первая – это алчность, ну тут уж объяснения излишни, а вторая – трусость. Сорвав с себя маску, злодей непременно унёс бы улики. Коль скоро, всё на месте, то… – Вермунд многозначительно дал понять, что Кирилл ещё вернётся.

Лёшик протёр глаза и зевнул.

– Ты каждое утро читаешь молитвы? – он не понимал суть моды на религию и хотел её выяснить.

– Верно, – уже более спокойно ответил Вермунд – И вечером тоже, прежде чем ложусь спать. Мои помыслы должны быть чистыми, иначе я буду проецировать в наш мир зло.

– Зло? Это что? – просто спросил Лёшик.

– Ну ты глупый! – снисходительно засмеялся Вермунд, и с него на миг слетел весь помпезный помё… налёт – Вот смотри, когда твои помыслы наполнены грязью, то ты излучаешь в пространство негативные волны, они отражаются и возвращаются к тебе, как бумеранг, в сущности, это и называется принципом бумеранга и, как ты понимаешь, чтобы тебе было хорошо…

– Мне? – не сообразил Лёшик спросонья.

– Нет, – мотнул головой Вермунд – Ну то есть да, ну абстрактному тебе – ему, ей, мне – нужно выглядеть светлым, тогда мир будет принимать тебя за такового, а, соответственно, и окружать позитивной энергетикой.

– То есть, если я хочу радоваться жизни, – задумчиво проговорил Лёшик, примеряя на себя теорию Вермунда – Мне нужно кем-то притвориться? Но ведь это не я уже буду радоваться. И радость эта чужая не радовать будет…

– Ну вот смотри, – продолжил Вермунд как-то не к месту – Когда в Питере был теракт, мы всей семьёй молились за погибших.