И вот он стоял сейчас посреди купе: грузный, неловкий человек, тяжеловесный по физическому складу и по характеру, на башке шапка косо сидит, морда обросла бородой, с куском чебурека этого, куртка с рынка, толстая такая, покоцанная уже (ну грузил он в ней, что уж поделать, грузчиком работал), ботинки здоровые, причём на левом почему-то шнурка нету – и вся напряжённая атмосфера просто отключилась. Он отменил её своим присутствием, и все взгляды были устремлены на него теперь. По пространству раскинул свои щупальца уже подступающий, обещающий быть взрывным хохот. Пока ещё плотно сдерживаемый, но уже опасливо просачивающийся хохот. И вся серьёзность мира обнулилась. Какие там сбитые люди, тут же Кактус, айда смотреть! А он чувствовал всё, и сердечко-то ёкало, душонка-то замирала, ай замирала!

Сначала он сложил руки на груди, потом ещё раз их переложил, потом полез здоровкаться, по пути чуть не уебался, запнувшись о рюкзак Кири, вытер нос тыльной стороной кулака, тут же засуетился. Лёшик даже койку ему уступил, ибо негоже обижать детей Божьих, таких наивных в своей вере. Короче, Кактус сел. И все собрались в кружок около него, как любопытные обезьянки вокруг диковинного зверя. Представление началось.

Сергей основательно полез в рюкзак, как дотошная домохозяйка лезет в свой сервант. Выложил на койку толстовку, бутылочку с водой, какой-то блокнот, носки с лисичками, сосиску, пачку Ролтона, ручку без колпачка, зашуршал пакетами, какими-то вещами, чуть не порвал зарядку от телефона, высыпал шестьдесят рублей мелочью. Парни сосредоточенно, с серьёзностью наблюдали за его действиями и, конечно же, за содержимым сумки – всем ведь интересно, что наполняет рюкзак этого уникального персонажа жизни. Тот же стянул свою замученную грязно-синюю шапку, скомкал её, запихал как попало поглубже в рюкзак. Ещё немного пошурудил там рукой – вынул кепку с косым козырьком. Надел. В общем, как мог, Кактус старался отгородиться от всеобщего внимания действием, чем ещё больше приковывал его. Наблюдая за новым попутчиком, Лёшик быстро развеселился. В его глазах забегал тот озорной огонёк, который был знаком Лёше с самого детства, и парень уже жаждал рассмотреть этого жука со всех сторон. Он очень быстро переключался между состояниями, а потому вся его ночная тоска вмиг улетучилась. Сергей же, хоть и суетил, но довольно невозмутимо продолжал обустраиваться. Лёша свесился обеими руками вниз и, легонько шлёпнув гостя по козырьку кепки, с любопытством спросил:

– У тебя клевая кепка, брат. Ты рэпер?

Кактус ответил с каким-то комичным запозданием:

– Ну да вообще-то! – в его голосе проскользнул нервный смешок, при этом он не переставал перекладывать вещи из рюкзака на кровать и обратно.

– А ты известный рэпер? – настойчиво, но осторожно осведомился Лёшик.

Кактус опять потянул с ответом, а потом, словно бы прыгая в пропасть, сбравировал:

– Я – Кактус Ряховский, на мне кеды, не кроссовки!

Парни, позабывшие на время свои распри, начали было глумиться от смеха, но Лёшик почувствовал, что этот экземпляр чересчур хорош и заступился:

– Да тихо-тихо там! Это серьёзно! Кактус, – обратился он к Кактусу – Понимаешь ли, друг мой, дело в том, что я не так уж и молод, и повозка с посылкой последних грамзаписей давно миновала мои фавелы, а потому я не ведаю, какой рэп сейчас в моде, а кого благодать всеобщего признания вниманием обделила. Не сочти мои вопросы за попытку как-то оскорбить глубину айсберга твоей личности. Лады?

– Что, не нравится жанр? – огорошил Серый своим карабкающимся по лестнице голосом-саранчой, и тем самым, этим плоским прямолинейным вопросом невпопад он свёл на нет красноречие Лёшика.

Как и всё мышление Кактуса, его диалоги были построены из коротких порций информации. Вот он их и выдавал, да ещё и с задержкой. Словно пистолет пенсионера, он сначала тупил, а потом из необходимости как-то среагировать, выстреливал очередь, как правило, бесполезную. А иногда и вовсе его клинило, и он пропускал ход. Ах да, стрелял он, понятное дело, холостыми.

– Видишь ли, – Алексей продолжил своё исследование – У меня нет с собой плеера и радиоприёмника тоже не нашлось. Я иногда в магазине или поезде слышу что-то. – почему-то он резко и внезапно прокричал остаток фразы, закатив глаза и покрутив пальцами у висков, как будто бы имитируя расстроенное радио, чем взбудоражил местную аудиторию, а потом как ни в чём ни бывало продолжил – Знаешь, мне вот эта песня нравилась в детстве: «Когда мы были молодыми, всё вокруг казалось юным, и мир не измерялся кучкой толстосумов». Знаешь такую?

Кактус подвис. Это как раз был тот случай, когда его заклинило.

– Не ты написал? Жалко, – вздохнул Лёшик – Я думал, ты.

Прошла, наверное, минута, может две, когда Кактус, очнувшись, протараторил.

– Я пишу песни, как на Западе.

– Это как? – вновь услышав картавый говор Кактуса, Лёшик неимоверно обрадовался.

Серёга достал поцарапанный плеер и протянул его собеседнику.

– Называется «Жизнь – это хастл»! – без лишних предисловий презентовал Серж.

Те две минуты, которые Лёша провел в наушниках, навсегда отбили у него любовь к западному рэпу в исполнении Кактуса. Когда же пытка закончилась, автор пояснил:

– Это «Вест Кост» – стиль западного побережья. Так Доктор Дре делает. Ну тут нужно жить этим, иначе не поймешь суть.

Лёшик потянул паузу, испытующе глядя на Кактуса, чем заставил того расплыться в неконтролируемой улыбке.

– Точно также Дрей делает? – с непоколебимой сосредоточенностью наконец уточнил Лёша.

– Ну он на английском, – внёс ясности Кактус.

– То есть вы с Дреем вдвоём продвигаете западное побережье?

Кактус застенчиво хихикнул:

– Ну в России, вот, ещё Чейз есть. Он тоже круто делает.

– Уважаешь его? – поинтересовался Лёха.

– Вот я бы ему краба даже дал! – заявил Кактус Ряховский.

– Ого! Это ты вообще сейчас! Прям стрекозой дал! – лицо Лёшика прониклось благоговейным трепетом – Я смотрю ты прям на серьёзке такой парень, Кактусян…

Лёша как мог скомкал последнее предложение и уткнулся лицом в подушку, дабы обуздать завладевший им смех. Киря и Святоша были менее скромны в своей раздолбайской весёлости и не стеснялись бурно гоготать по мере продвижения беседы.