– У меня и в мыслях такого не было, товарищ полковник, – едва слышно пролепетал Суворов. – Какой там рапорт?!.. Вы всё правильно сказали!.. Всех мародёров и расхитителей…

– Вот и прекрасно, что вы меня поняли с полуслова, – бесцеремонно перебил его Жогов. – Пойдёмте, Анастасия Ильинична, у нас с вами ещё очень много работы с документами, а остальные камеры мы обойдём после того, как их обитатели обретут силы для разговора после усиленного питания!

И, не обращая внимания на трясущегося коменданта, они спешно отправились подальше от зловонных камер, в которых, в большинстве своём, содержались маленькие, несчастные и ни в чём неповинные создания – дети!

ГЛАВА 3.

Все распоряжения полковника Жогова выполнялись Суворовым беспрекословно. Погибшую от голода девочку похоронили в тот же вечер, и на её могиле даже установили крест, на котором чёрной краской были написаны её инициалы. Для остальных малолетних заключённых была прислана из медсанбата группа врачей, которые сразу же приступили к их медицинскому осмотру и лечению. Что касается поваров и дежурных дневальных, то они из кожи вон лезли, чтобы услужить им. Были также в мгновение ока установлены виновники истощения детей, которые распродавали продукты, предназначенные для них. Глядя на этих мародёров в упор своим немигающим взглядом, Жогов цедил сквозь зубы слова, словно это были капли яда:

– Я обещаю вам, что вы взглянете на мир глазами этих детей!.. И всю оставшуюся жизнь вас будут мучить кошмарные видения, в которых они будут приходить к вам и клеймить своими обессилевшими голосами: «Мародёр!.. Мародёр!.. Мародёр!»

Мощный голос полковника СМЕРШа заставил нерадивых солдат ссутулиться. Им, безусловно, было стыдно, и они многое дали бы за то, чтобы повернуть время вспять и изменить ход событий, но… было уже поздно! Они теперь разделят судьбу многих заключённых фильтрационного пункта и вместе с ними отправятся в «Российские просторы», в ГУЛАГи (Главное управление лагерей). У некоторых солдат на глазах были слёзы, но Жогов был безжалостен. Всех виновников по его распоряжению передали в следственный отдел военного трибунала. А между тем, вместе с группой медиков из медсанбата в фильтрационный пункт прибыла долгожданная комиссия из врачей-психиатров, которых так долго ждал Суворов. Им предстояло осмотреть около полусотни заключённых из секции с клеймом группы 13 «В», то есть невменяемых. Жогов и Сашко тоже пожелали присутствовать на освидетельствовании заключённых, тем более что это было небезынтересно для полковника СМЕРШа. Именно в этой комиссии, как посчитал он, можно пополнить свой уровень знаний весьма полезной информацией, и как оказалось впоследствии это ему зачлось с лихвой…

Невменяемых узников по одному приводили в отдельный кабинет, где заседали трое врачей-психиатров, и над ними совершались разного рода манипуляции от простых постукиваний молоточком под коленную чашечку до иглоукалываний в область живота, а также проводились разные беседы… Некоторых узников филпункта врачи зачисляли в список полоумных даже без всякого осмотра: они прекрасно ориентировались во внешних данных заключённого, которые говорили сами за себя: отсутствие какого-либо стеснения и уж, конечно же, совершенно самоуверенно-глупый взгляд узника!..

Посидев с полчаса в кабинете с врачами, Жогов уже и сам про себя с лёгкостью стал определять степень умалишённости входившего в кабинет заключённого. Скоро очередь дошла и до Санько, который, как показалось Ивану Николаевичу и его секретарю-переводчику при первой с ним встрече, был абсолютно нормальным человеком. Сейчас, видя его во второй раз, полковник и женщина не узнали в нём прежнего «здравомыслящего» сумасшедшего. Это был трясущийся, исхудавший молодой человек с дрожащими веками и дёргающейся верхней губой. Взгляд его блуждал по сторонам, будто он находился в полной темноте и искал выход из беспросветного вакуума.

Жогов и Сашко пребывали в полной растерянности, когда увидели уже знакомого им заключённого, который при первой встрече своим обращением к женщине довёл её до слёз. Началось тщательное и неторопливое обследование сумасшедшего узника, и, глядя на действия врачей, полковник не мог поверить в то, что перед ним тот самый заключённый, который ещё совсем недавно так трезво разговаривал с ним и с его секретарём. У женщины, похоже, было такое же мнение, что и у офицера СМЕРШа, и её внутреннее состояние выдавали изумлённые глаза. За всё время обследования Жогов не сводил с него взгляда, и ему казалось, что вот-вот он должен принять нормальный вид и заговорить, как подобает разумному человеку. Однако этого не произошло. Узник покидал медицинский кабинет с таким же видом, с каким он появился на его пороге. И внезапно полковник совершенно отчётливо увидел, как из-под дрожащих век заключённого на него скользнул мимолётно совершенно осмысленный глубокий взгляд абсолютно трезвомыслящего человека. Нет! Это был не сумасшедший! И после его ухода Жогов не сразу пришёл в себя. Взглянув на Сашко, он увидел, что и она находится в некотором замешательстве.

– Вы чем-то взволнованы, Анастасия Ильинична? –озабоченно спросил он, не обращая внимания на присутствие врачей.

– Мне показалось… В последний момент, Иван Николаевич, мне показалось… – она запнулась, почувствовав неловкость перед врачами, но Жогов понял, что она имела в виду.

– Значит, не мне одному показалось! – с восторгом выпалил он. – И вы заметили его прощальный взгляд!

– Да, – кивнула женщина.

– Скажите, пожалуйста, Вадим Сергеевич, – обратился Жогов к Смоленскому, главврачу комиссии, – какой диагноз вы поставили последнему пациенту?

– Реактивный психоз, – не задумываясь над вопросом полковника, ответил тот.

– А что это значит?

– Это, так сказать, всегда обратимые болезненные состояния, которые непосредственно зависят от травмирующего действия на психику ряда тяжёлых поражений, связанных с условиями жизни, – ответил врач. – В данном случае долгое пребывание в концлагере сказалось на отклонении психики… Но это лишь поверхностное заключение, – констатировал Смоленский. – Для того чтобы поставить правильный диагноз, потребуется не один день наблюдения за больным… А что вас так взволновало?