Военком вел машину в темноте осторожно, четко придерживаясь края длинного забора. Сначала Резван не обратил на длинное инженерное сооружение внимания, потому, что был занят своими мыслями. Когда же на очередном повороте машина забуксовала, и седой военком попросил призывника подтолкнуть старенький УАЗик, Резван вздрогнул от шока. То, что до этого, в темноте ночи, казалось забором, на самом деле были горы трупов, сложенные штабелями вдоль дороги.

Резван подтолкнул машину и когда они снова тронулись в путь, спросил у провожатого:

– «Почему никто не хоронит убитых людей?»

Военком ответил не сразу. Закурил и, зорко глядя вперед, процедил сквозь зубы:

– «Работают снайперы. Те, кто пытался забрать и похоронить убитых родственников, сами стали легкой добычей киллера».

– «Но где же справедливость?» – вспылил Резван.

– «Это война, призывник. Война на уничтожение. Забудь про справедливость».

Разрозненные остатки войны пребывали на пункт будущей дислокации. Из оставшихся в живых формировали новые подразделения, укомплектовывая выбывших бойцов новобранцами.

Так звучало официальное обозначение бардака, который творился в деморализованных кровопролитием войсках.

Солдат заперли в казармах на попечение, офицеры, устав от склок в семье из – за хронического безденежья, запили горькую.

Отец Глеб с болью и горечью наблюдал, как на его глазах рушится имидж и судьбы некогда Элитного рода войск. Его родного, всего того, к чему успел прикипеть душой и сердцем.

Отец Глеб сидел в своей комнатке в офицерском общежитии и готовился к вечерней проповеди. Сквозь фанерные щели барака он краем уха против своей воли слышал все, что творится за стенкой у соседей.

В дверь постучали.

– «Войдите».

Две женщины, жены офицеров вошли в комнату, с интересом озираясь на убогую обстановку.

– «Отец Глеб, мы к вам за советом», – начала блондинка.

– «Точнее сказать: за спасением», – подтвердила слова подруги низкорослая брюнетка.

– «Вы меня знаете, как зовут, а как ваше имя в миру?»

– «Ой, извините, что не представились. Меня зовут Ира, – сказала блондинка, – а ее Наташа».

– «Очень приятно. Чем могу быть полезен?»

– «Видите ли в чем дело, – начала блондинка, нервно комкая в руках косынку, – наши мужики на войну уходили гусарами, а вернулись: словно их подменили, озлобились и ожесточились».

На все и на всех, даже на своих собственных детей.

– «Я их отчасти понимаю: я тоже там был».

– «Вы? Поп на войне? Ой, ради бога извините».

– «Ничего, я уже привык к такой реакции. Так в чем моя помощь?»

– «Ну раз вы сами были на войне», – начала блондинка.

– «И сами все видели своими собственными глазами», – продолжала брюнетка.

– «Женщины: не говорите загадками».

– «Ну, вы можете на них повлиять», – сказала на выдохе блондинка.

– «Перевоспитать», – добавила брюнетка.

– «Не получится».

– «Почему это? Вы же изучали психологию, ну и другие науки у себя в семинарии?»

– «Да, изучал, но у одного меня не получается переломить ситуацию. Мне понадобиться ваша активная помощь».

– «Именно наша?» – удивилась блондинка.

– «Я говорю про вес Женсовет».

Всех жен и дочерей военных нашего гарнизона.

– «А что мы им скажем, чем заинтересуем?» – добавила брюнетка.

– «То же, что сказали и мне: спасать своих мужей, свои семьи и всю Армию от полного морального разложения».

– «Нам нужно подумать», – сказала Ира.

– «Подумайте. До вечерней молитвы еще есть время».

– «Ну, мы тогда пойдем?» – уточнила Наташа.

– «Конечно. Приходите на вечернее богослужение. Там и поговорим. Обсудим всем миром наши с вами проблемы».

Вечером у небольшой часовенки было тесно. Женщины пришли семьями. Мужья с помятыми лицами, кто в форме, кто одетый в гражданский костюм стояли среди соседей, стыдливо пряча глаза и перегар.

Место для собрания семей офицерского состава выбрали под открытым небом. На футбольном поле, за почерневшими от времени и покосившимися бараками из железнодорожных шпал.

Прошло то время, когда можно было увидеть красиво одетые офицерские семьи: жены в веселом ситчике, мужчины в парадной форме, с начищенными до блеска сапогах.