— Если боишься, то не стоит, — говорит Мэйсон.

Посылаю ему улыбку и смотрю по сторонам, резко выезжая с парковочного места, из-за чего у него открывается рот.

— Черт, да ты умеешь и не боишься, — усмехается он.

— Папа научил меня ещё в пятнадцать, и я сразу сдала на права в шестнадцать.

— Давай! — подталкивает Мэйсон.

— Тебе жить надоело?

— Давай газу, Трикс.

Вдавливаю падаль, и клубы дыма моментально скрывают видимость за спиной, остаётся только запах жжёной резины и адреналин, моментально наполняющий клетки крови.

— Жми, крошка.

Убираю ручник, и машина моментально устремляется вперёд, из-за чего становится невыносимо жарко, а холодок пробегает по спине. Вцепляюсь в руль и, улыбаясь, визжу то ли от страха, то ли от восторга, пока Мэйсон смеётся на пассажирском кресле. Резко даю по тормозам, и весь дым окутывает машину, погружая её в туман.

— Вот же нахрен! — чуть ли не визжа, восклицает он. — Почему не говорила?

— Ты не спрашивал.

— Что я ещё не знаю? Ты умеешь играть в теннис, водишь, не умеешь печь, но готовишь, может, ты хренов профессиональный маляр?

— Нет, — хихикаю я. — Я только мешалась родителям, когда они красили стены в моей спальне.

— Ладно, у меня ещё кое-что, — вздыхает Мэйсон. — Надеюсь, это не слишком.

— Что?

Мэйсон тянется за пассажирское кресло, ковыряясь внизу. Я же вижу что-то квадратное белое, что он пытается достать. Понятно лишь то, что он хочет отдать или подарить это мне. И если он не подрабатывает Сантой, то я могу получить инсульт. Я не хочу представлять, сколько стоили курсы, которые оформлены на моё имя. В голове сотня вариантов, но ни один из них не подходит, когда глаза находят коробочку на коленях, которую Мэйсон на них ставит.

Дыхание сбивается, а взгляд притупляется, когда читаю название известной формы, изготавливающей фотоаппараты.

— Ты же не можешь фотографировать на полароид, — словно оправдываясь, парирует Мэйсон.

Перевожу взгляд на парня рядом, но он расплывается из-за слёз, наполняющих глаза.

— Ты не можешь так делать, — шёпотом выдавливаю я.

— Не могу сделать тебе подарок?

— Не можешь делать такие подарки…

— В том то и дело, что могу, Трикси. Почему я должен дарить тебе шоколадку, если могу сделать гораздо больше и полезнее?

Закрываю ладонями лицо и разрываюсь в рыданиях. Откровенно говоря, я даже больше рада его присутствию рядом, чем шоколадке, а сейчас он делает то, что не должен. Внутри затягивается тугой узел, сжимающий лёгкие и сердце, освобождая путь перед потоком слёз.

— Я не могу сделать что-то в ответ, — выдавливаю я.

— Ты уже делаешь.

— Не делаю!

Мэйсон убирает мои руки от лица, сжимая ладонь в своих двух, пока я стараюсь остановить водопад из своих глаз.

— Ты уже делаешь, — выдыхает он, смотря на моё заплаканное лицо. — Я прихожу домой не потому, что должен, а потому что хочу; потому что там ты. Я тренируюсь не для того, чтобы выместить гнев, а потому что хочу. Для себя. Чтобы быть лучше, потому что мне не на что больше злиться. Я делаю что-то не потому, что нужно, а потому что рядом сидишь ты и грызёшь карандаш. Я каждое утро открываю глаза и не ловлю себя на мысли, что это очередной день, а улыбаюсь, потому что вижу тебя. Ты делаешь меня лучше, а я делаю то, что хочу, потому что ты уже сто раз сказала мне спасибо, а я ни разу. Я могу выразить свою благодарность по другому, например, вот так. Я просто хочу сказать тебе спасибо, что ты делаешь, и сделать тебя счастливой.

Пока он говорит, я лишь захлёбываюсь слезами, улавливаю сигналы клаксона и голос, который кричит нам убраться с дороги.

— Теперь ты понимаешь?

Какой-то парень награждает нас отборным матом, в ответ, высовываю руку в окно и показываю ему средний палец, добавляя:

— Заткнись, козел!

Мэйсон поджимает губы, но я вижу, что он всего лишь сдерживает смех, хотя его глаза говорят о серьёзности слов, произнесённых только что.

— Я люблю тебя, — хмыкаю я, прижимаясь к нему и обвивая талию.

По стеклу с его стороны начинают колотить кулаки, но как только Мэйсон поворачивается, всё моментально прекращается, а парень, который кричал, исчезает с глаз.

— Боже, ты сейчас серьёзно? — вздыхаю я, принимая его крепкие объятия.

— Ты о чём?

— Ты же угрожал ему.

— Я вообще ничего не сказал, — смеётся Мэйсон.

— Конечно, ты просто посмотрел.

— Плевать, — улыбается он. — Я же не виноват, что его язык застрял в заднице.

Закатываю глаза, встречаясь с его губами.

— Это так романтично, — усмехается Мэйсон, смотря на меня.

— Что?

— Мы перекрыли выезд, на задних креслах и в багажнике целая гора всякой хрени, какой-то идиот сигналит нам, а в салоне воняет краской, пока ты признаёшься мне в любви. Можно добавить страстного секса?

— Нет, — хихикаю я.

— Ненавижу за это природу, — недовольно фыркает парень. — Ещё долго? Мы можем повторить через несколько дней?

— Ты отвратителен, нельзя столько думать об этом.

— Ты заплываешь слезами, пускаешь пузыри из соплей, хрюкаешь, как я могу устоять?