Королевского Величества – это, конечно, тяжкое преступление, но вы ни в чём не виноваты: вы защищались, и я, мои милые, не дам вас в обиду!

–– Что вы собираетесь делать? – обескуражено уставился на неё Пьеро.

–– Я собираюсь стать ещё одним вашим ангелом-хранителем, – мило улыбнулась им тётушка. – Оставайтесь у меня дома и никуда не выходите, а я отправлюсь в посёлок Анкиано и всё обо всём разузнаю… Если против вас действительно выдвинуты серьёзные обвинения, то я отправлю вас в Болонью. Неподалёку от неё в горах живёт моя сестра, Летиция Лойе, у которой вы укроетесь до лучших времём, пока здесь не улягутся пагубные для вас страсти!.. Галеотто! – позвала она.

–– Да, матушка!

–– Оставляю тебя за хозяина, – подмигнула Туцци маленькому мальчику, который от высказанного ему высокого доверия сразу зарделся румянцем достоинства. – Смотри, чтобы гости ни в чём не нуждались, а я вернусь и угощу тебя сладким изюмом!

–– Спасибо, матушка!

Пьеро и Катарине ничего не оставалось делать, как согласиться и принять её предложение, так как она, безусловно, была права: выйдя из дома и попав в руки Священного воинства, они рисковали своей жизнью. Перспектива же вынужденного побега из родных мест хотя и не радовала их, но всё-таки нравилась им куда больше, чем камера пыток и костёр Инквизиции; тем более что

бегство от опасности обостряло чувства влюблённых, делая их в глазах друг друга более близкими и значимыми.

–– А может, за хозяев дома останемся мы, а Галеотто с почтовым дилижансом отправим во Флоренцию к моему отцу? – задумчиво обратился Пьеро к тётушке Туцци, мысленно оставляя побег как крайнюю меру.

–– Ты полагаешь, что твой отец, опираясь на свои связи, восстановит истину? – поняла его Катарина.

–– Да.

–– Что скажешь, тётушка?

–– Оставить вас дома под замком – идея неплохая! – не задумываясь, одобрила Туцци замысел Пьеро. – Замки на воротах и дверях дома – это выглядит весьма убедительно! Хозяев нет, и, значит, никакому Священному воинству здесь делать нечего… Но Галеотто мал, а Флоренция – город большой… Я ни при каких обстоятельствах не отпущу его одного в такую даль без взрослой опеки. Пусть остаётся дома, а я сама съезжу во Флоренцию к твоему отцу сире Антонио… Галеотто, ты слышал? Ты по-прежнему остаёшься за хозяина!

–– Хорошо, матушка!– покладисто отозвался раскрасневшийся от гордости мальчуган.

Туцци погладила его по голове, изобразив на лице такое выражение, будто сильней и взрослей него никого в мире нет. Пьеро и Катарина, не подавая виду, про себя заулыбались. Окончив завтрак, они помогли тётушке убрать со стола и проводили её до ворот. Галеотто сопровождал их с видом пастыря, пасущего самых дорогих ему агнцев, над которыми порхали голуби Святого Духа. Получив на прощание от тётушки Туцци очередной наказ никуда не выходить, влюблённые вернулись в дом.

Чтобы как-то скоротать время до возвращения матушки, Галеотто решил показать им все комнаты, залы и мастерские этого каменного дома-исполина; а также подвалы и погреба, в которых можно спрятаться, если в дом нагрянут Святые приставы Священной Канцелярии. Помогала ему в этом Катарина, знавшая в нём все уголки и закоулки, где когда-то, будучи ещё совсем маленькой девочкой, играя с тётушкой Туцци в жмурки, сама пряталась в них.

Для Пьеро дом показался музеем: его очаровала ткацкая мастерская, в которой Туцци ткала изумительной красоты ковры; художественная мастерская, где создавались эскизы этих ковров – она была заставлена и завешена красочными полотнами с изображениями различных узоров и картин живописной местной природы в долине Ньеволе вокруг горы Монте-Альбано; гончарная мастерская, где глиняная и керамическая посуда также была расписана картинками, изображавшими быт и охоту местных жителей; кузница, в которой когда-то муж Туцци выковал железные остовы тех причудливых зверей, путеводителей человеческих душ в мире видений и сновидений. Здесь Пьеро увидел ещё оставшиеся несколько недоделанных скелетов невиданных чудищ с широко раскинутыми через всё помещение угловато ребристыми крыльями. Когда он прикоснулся к ним, они закачались, будто ожили, а их тягуче-протяжный скрип, словно взывающий к зашедшим в кузницу людям стон, призывал поскорее их закончить. Но больше всего Пьеро поразила большая, обставленная диковинными шарами из венецианского цветного стекла лаборатория, по стенам которой были развешены страшные маски самых разных богов Мира. Всюду на небольших полках, сундуках и столах валялись какие-то запылившиеся пергаменты с непонятными письменами. Стояли колбы, пробирки, масляные лампы с приспособлениями для их поддержки на весу в воздухе. А посреди комнаты на огромном столе красовался хрустальный шар со стоявшими вокруг него серебряно-позолоченными подсвечниками, на которых застыли оплывшие, как будто только что потушенные, огарки свечей. Глядя на все эти сокровища лаборатории широкими от удивления глазами, Пьеро не сдержал своего восхищения.

–– Так муж госпожи Туцци, помимо всех его достоинств, занимался ещё и алхимией?! – прорезал его голос тишину спавшей долгое время лаборатории так, что стеклянные шары и колбы в ней мелодично зазвенели, а маски богов по стенам плавно качнулись и как будто ожили.

–– Да, – ответила Катарина; она подошла к столу и сдунула с хрустального шара пыль, густым облаком повисшей в воздухе. – Дядя Андреа был алхимиком и не являлся исключением среди них, пытаясь из олова и ртути добыть золото и разгадать загадку философского камня. К сожалению, ни того, ни другого ему сделать не удалось. Однажды с опытами над ртутью ему внезапно сделалось плохо, и он умер прямо в этой лаборатории вот за этим столом… Тётушка Туцци, осмотрев его после смерти, пришла к выводу, что он отравился, – Катарина подошла к пустой птичьей клетке, стоявшей на одной из полок, и указала на неё: – Она посадила в эту клетку трёх пойманных мышей и оставляла их на несколько дней в этой лаборатории с кипящими химикатами. Я уже не помню точно, но, по-моему, когда рядом с ними кипела на масляной лампадке ртуть, то на третий или четвёртый день все мышки умерли…

–– Мудра твоя тётушка Туцци! – в очередной раз не сдержал своего восхищения Пьеро.

–– Да, в этом ей не откажешь! – согласилась Катарина.

–– Я разгадаю загадку философского камня и добуду из олова и ртути золото! – вдруг с гордостью заявил Галеотто. – То, что не смог мессере Андреа, продолжу я!.. – он выглядел как маленький Давид, готовый броситься на Голиафа.

Пьеро и Катарина, обескураженные величием маленького человечка, не нашли, что ему ответить, и только одобрительно погладили его по курчавым волосам. С улицы раздался громкий стук подковы в ворота.

–– Матушка вернулась! – радостно воскликнул Галеотто, и они все вместе бросились на улицу открывать ворота.

Миновав множество мастерских, комнат и столовую, они выбежали во двор и, остановившись, оторопели: калитка ворот была взломана, и в просторный двор ворвалась дюжина Святых приставов Священной Канцелярии, облачённых в сверкающие доспехи и вооружённые до зубов; вслед за ними во двор влетела гикающая ватага мальчишек и девчонок, воинов Священного воинства, которые, оттеснив перепугавшегося насмерть Галеотто к дому, забросала комьями земли Пьеро и Катарину. Святые приставы спокойно наблюдали за тем, с какой жестокостью подростки издеваются над парнем и девушкой, не способными оказать малолетним садистам сопротивления ввиду их присутствия. Насладившись зрелищем, они остановили вошедшую в садистское иступление детвору и, затянув на руках Пьеро и Катарины – они, избитые и окровавленные, уже едва держались на ногах – кожаные кандальные ремни, объявили им об аресте в связи с убийством викария Буффало. Не в состоянии что-либо ответить, влюблённые обречённо поплелись в окружении Святых приставов со двора к тюремно-каторжной повозке, стоявшей на улице. Отовсюду в их адрес летели крики ругательств и проклятий.