Шрифт:
Взгромоздившись в тесную клетку тяжёлой повозки, Пьеро и Катарина увидели, как Галеотто, украдкой обойдя беснующуюся толпу зевак, куда-то побежал. В душе каждого из них царил ад. Они с надеждой в глазах проводили мальчика взглядом, зная, что он побежал разыскивать тётушку Туцци. Тюремная повозка, заскрипев массивными колёсами, под хриплые крики кучера, подгоняющего пару лошадей, тронулась с места. Выехав из села Форнелло в окружении стражи, она миновала поселок Анкиано и под свист улюлюкающей детворы въехала в отцовское имение Пьеро, Винчи. Проехав по улицам до церкви Санта-Кроче, тюремная повозка остановилась около её пристройки, именуемой Священной Канцелярией. Стражники помогли парню и девушке выбраться из клетки и проводили их в помещение, где Пьеро и Катарина предстали перед его святейшим блюстителем Святых законов Инквизиции, Святым отцом фра Марко Черризи. Среди местных жителей он пользовался репутацией безжалостного палача, признающего только одно правило сострадания для подозреваемого в преступлении: избавление его на чистилищном костре от тяжкого бремени жизни. Никаких связей он не признавал, кроме двух: связи с Его Святейшеством кардиналом Тосканы и связи с Владыкой Католичества римским Папой.
Он сидел за столом, как и полагается скопидомному блюстителю законов Инквизиции, посвятившего себя без остатка служению Святых истин, в убогой комнатушке без мебели. За его спиной высился только полочный шкап с книгами и папками, и у окна с восточной стороны стояла небольшая кафедра с деревянным крестом и распятым на нём Спасителем. С правой стороны от Черризи за столом сидел его приёмный воспитанник Марио Сантано, мальчик лет пяти-шести, но уже с явными привычками познавшего себе цену инквизитора. При появлении Пьеро и Катарины мальчик поднялся из-за стола, – Марко Черризи при этом равнодушно взирал на арестованных – надменно приказал им встать на колени перед кафедрой Распятия и, подойдя с Библией в руках, потребовал от них, чтобы они её поцеловали. Пьеро и Катарина подчинились.
–– Поклянитесь на Библии, что перед Святой матерью Церковью вы будете говорить только правду! – не по детски тяжёлым, словно железный молот, прогудел голос мальчика.
–– Клянусь! – приложившись к Святому Писанию, по очереди ответили Пьеро и Катарина.
Марио вернулся за стол, и фра Черризи вплотную подошёл к арестованным. Вид у него был такой, будто его мучила зубная боль и виновниками этой боли были эти два молодых влюблённых друг в друга человека, стоявших на коленях перед Распятием. Сложив руки на груди, ладонь к ладони, он брезгливо посмотрел на них и вдруг, словно ласковая мамаша, умильно пропел:
–– Лжесвидетельство – грех, напоминаю вам!.. Скажите всю правду, причаститесь ей как священным даром, и, очистившись ей от греха, вы вернётесь домой, ибо мать Церковь милостива к раскаявшимся!..
Пьеро искоса взглянул на Катарину и понял, что ласковый тон священника раскрепостил её, в то время как его самого интонация служителя Святого Причастия, пропитанная ядовитым лицемерием, заставила сжаться в комок. Он понял, что ничего хорошего от такого тона ждать не приходится, поэтому решил опередить Катарину, у которой с губ уже готово было сорваться слово… Она своей неосторожностью могла наделать ошибок, непоправимых для них обоих. Уж кто-кто, а он, будучи нотариусом и не раз побывавший на отречении осуждённых от своего имущества в пользу Святых отцов, знал, как могут они, искушённые в вопросах юрисдикции и софизмов Свода Законов «Святых Писаний», заморочить голову верящим в их добродетель невинным душам и тем самым заставить их подписать себе смертный приговор.
–– Простите, Святой отец, – как можно проще обратился он к Святому отцу, с трудом разрывая слипшиеся окровавленные губы, – мы хотим узнать, что вы желаете услышать от нас?.. И какой правдой очиститься от греха?
Брови священника удивлённо взметнулись вверх.
–– Как?!.. Вы уже начинаете лжесвидетельствовать и делаете вид, будто не знаете, за что вас арестовали и доставили сюда?!.. Ай-яй-яй!.. А мне говорили, что вы, сире Пьеро, весьма достойны своего отца, сире Антонио да Винчи, почтенного нотариуса, а также вашей матери моны Лючии ди Пьеро-Зози да Бакаретто; что вы – честный и искренний человек… Кстати, то же самое касается и вашей избранницы контадины Катарины. Хозяин «Боттильерии» сире Труффо Бельконе характеризовал её как нежное и невинное создание! – он взял Катарину за подбородок, и Пьеро увидел в его глазах промелькнувший огонёк вожделения. – И вправду милое дитя!.. – ещё умильнее пропел он.
У Пьеро от гнева скрипнули зубы.
–– Мы действительно не знаем, за что нас арестовали и доставили в Священную Канцелярию Святой матери Инквизиции, – железным тоном возразил он. – Не испытывайте нас неведением, Святой отец, ибо таким способом мучает невинных людей, искренне любящих Бога, его противник, мечтающий захватить его место на престоле Вселенской Сферы чёрный ангел Велиар, дьявол и прародитель всего проклятого!..
Его пылкая речь так подействовала на Святого отца, что тот покоробился и замер; его лицо и глаза по-прежнему ещё выражали ласковое умиление, но в них уже вспыхнули искорки гнева, какой бывает у людей, одержимых властью и получающих животное наслаждение от унижения себе подобных. Переборов в себе приступ ярости, он всё-таки по достоинству оценил высказывание Пьеро.
–– Чувствуется, молодой человек, что вы настоящий сын нашей матери Церкви и впрямь искренни в достижении узнать причину вашего ареста! – он вернулся за стол, и его лицо опять приняло равнодушно-каменное выражение; голос стал тяжёлым, как язык соборного колокола. – Вы обвиняетесь в убийстве викария Буффало, и я желаю слышать от вас слова признания, очищающего душу от тяжкого греха!.. А также я хочу слышать, где ваши сообщники-доганьеры, с которыми вы вчера в «Боттильерии» сире Труффо Бельконе устроили пьяный погром?
«…И всё-таки не тётушка Туцци, а я был прав в том, кто подлинные убийцы викария, – пронеслось у Пьеро в голове; он искоса бросил взгляд на Катарину: она была бледна. – Ну что ж, во всём буду опираться на собственную интуицию и опыт, приобретённый от общения с подобными Марко Черризи Святыми отцами…»
–– Судя по той уверенности, с какой вы, Святой отец, говорили с нами о хозяине «Боттильерии» из Анкиано сире Труфо Бельконе, то ясно, что до нашего ареста вы успели многих допросить, – спокойно и твёрдо заговорил Пьеро. – И если ваши палачи калёными щипцами не будут выворачивать им языки, – а я подозреваю, что именно это произошло с ними, раз вы обвиняете нас в дружеской связи с доганьерами, – то они расскажут вам о нашей невиновности.