– А что тогда Музы делают здесь, рядом с фантомами? – я по-прежнему мало что понимала.

– Преподают мировую историю искусств и параллельно изучают современное человеческое искусство. Но они всегда сами по себе. Вроде бы так. С ними все очень запутано и непонятно. Мы о них ничего толком не знаем. Одним словом – Музы!

Понятнее не стало, но Селеста всем своим видом и тоном дала понять, что ловить в этом поле на самом деле нечего. Никто и не собирался, в принципе. Видали мы красавцев и помощнее, Чаннинга Татума, например. Джареда Лето. Или этого, как его… Тора! Поэтому я с легким сердцем решила забить на происшествие. Даже настроение немного улучшилось: подумаешь, прекрасные Музы посмеялись над моим внешним видом? Нам, потерпевшим, не привыкать.

Мы с Селестой вспомнили о цели своего визита и вошли, наконец, в столовую. Грубо говоря, это был скорее небольшой буфет или кафетерий мест на десять-пятнадцать, не больше. Но мне это местечко сразу понравилось. Круглые столики, прикрытые чистыми скатертями цвета свежего салата, на столиках – букетики фиалок или фуксий, уютные белые занавески с лавандовыми лентами, тысяча уютных мелочей вроде баночек со специями и медных турок. От предвкушения чашки крепкого кофе и куска свежего хлеба, мое странное чувство голода отозвалось даже в кончиках ногтей и волос.

В «столовой» никого не было. Селеста подошла к буфетной стойке и легонько потрясла маленьким колокольчиком, припасенным здесь как раз для такого случая. На мелодичный звон из подсобного помещения вышла дородная румяная женщина в старомодном белом чепчике, из-под которого выбивались круто завитые огненно-рыжие пряди. При виде Селесты она просияла и, вытирая руки о передник с оборочками, воскликнула:

– Моя птичка! Какая же ты тощенькая! – воскликнула она и смяла хрупкую Селесту в богатырских объятьях. Та засмеялась и обняла ее в ответ.

– Бертина, со вчерашнего дня я просто не могла похудеть,– прохрипела она с улыбкой, пытаясь ослабить чересчур крепкие «обнимашки».

При виде этой сцены я почувствовала, как к глазам подступают коварные слезы – умиления, белой зависти, отчаяния. Наверное, всего понемногу. Меня уже три дня никто не обнимал. И дальше тоже «обнимашек» не предвидится. Сморгнув лишнюю влагу, я состряпала легкомысленную мину.

Тем временем Селеста закончила сеанс нежностей и обернулась ко мне:

– Вероника, познакомься, это Бертина, в прошлом – личная кухарка Екатерины Медичи, а в настоящем – моя хорошая подруга, – многозначительно пояснила Селеста.

– О! – вырвалось у меня.

– Не пугайся, милочка, шалости с ядами давно в прошлом, – подмигнула мне Бертина. – Теперь – только легальный общепит!

– Берти, не шути так, ты же ее пугаешь, – рассмеялась Селеста. – Это Вероника, наша новенькая. Я за ней пока присматриваю.

Мне показалось, что в голосе Селесты промелькнули нотки гордости. Она продолжала:

– Берти, я знаю, что завтрак мы уже пропустили, а до обеда еще пара часов. Но, может, ты нас подкормишь чем-нибудь, а то мы ужас какие голодные, – девушка просительно сложила ладони и стала похожа на ангелочка.

Повариха всплеснула руками и засуетилась за буфетом, что-то доставая на ходу и приговаривая:

– Разумеется! Разве я могу дать своим птичкам умереть с голоду!

– Вот она всегда такая, – с нежностью сказала Селеста, присаживаясь к одному из столиков. – Садись, чего стоишь?

Я послушно присела.

– Она правда была с этой Медичи? – Спросила я шепотом, когда Бертина румяным вихрем выбежала за чем-то в подсобку.

– Правда, – так же тихонько ответила Селеста. – Хотя сама она никогда яд в еду не добавляла, да и Медичи тоже, скорее всего. Это потом уже про нее люди придумали. Бертина очень добрая. В последней жизни у нее был муж и дочка, они умерли от чумы. И она, бедная, заболела, ее выслали из города с другими зараженными, даже священника не позвали. Потом не похоронили. Берти после смерти стала призраком, жила у своего тела, хорошо хоть с ума не сошла. Ее Санитары спасли, отправили в Карантин. После лечения она где-то в низших мирах работала, потом сюда перевели. Директор Академии сказал, что здесь у нее есть возможность отработать свои долги, поэтому сейчас она очень счастлива. А я за нее счастлива, -

– закончила Селеста, и как раз вовремя, поскольку Бертина вернулась к нам с огромным куском вяленого мяса.

Хотя краткий рассказ Селесты едва не отбил мне аппетит, болтовня Бертины и запахи еды напомнили мне о чувстве голода. Под умиленным взглядом Бертины мы с Селестой дружно принялись за обед. Однако стоило мне проглотить первый кусок бутерброда с мясом и сыром, как я почувствовала странный вкус неземных продуктов. Или его отсутствие?

– Не такие вкусные, как в нашем мире, – с набитым ртом пояснила Селеста, заметив мою озадаченность. – Здешние повара пытаются имитировать вкус продуктов, но из-за свойств амброзии редко получается один в один.

– А, поняла, – ответила я. – Все равно вкусно!

Здесь я соврала. Для местной еды скорее подходило слово «сносно». Пища напоминала яркий натюрморт, который кто-то закрыл от посторонних глаз пыльной полупрозрачной тканью: богатые оттенки вкуса и аромата угадывались за пеленой, но – увы! – оставались за пределами досягаемости. Я начала догадываться, почему эти их высшие Духи предпочитали питаться чистой амброзией. Но, как говорится, карма кармой, а обед по расписанию.

После трапезы, вполне сытые и довольные, мы еще немного поболтали с Бертиной. И тут я начала чувствовать, будто засыпаю на полуслове. В голове мелькнула дикая мысль об отравленном сыре, но Селеста, заметив мое состояние, спросила: