— Я отдаю себе отчет, что могу умереть в любую секунду! Но вы же понимаете, что я пришел сюда не как боец?

— Да уж понимаю, — хмыкнул Тось. — Это был бы слишком большой подарок. Тогда объясните, на что вы рассчитываете?

— Свободный город Тирту рассчитывает на того, кто способен победить тебя, Антосий Черный! — выкрикнул профессор Карлоний, потрясая свитком.

Тось и литераторы громко расхохотались. К их смеху присоединился леденящий душу хохот находившихся на стене зомби.

— И где же он? — едва не икая от смеха, спросил Тось. — Куда вы его спрятали?

— ОН ЗДЕСЬ! — громогласно объявил Карлоний, и из стоящей за ним группы в плащах вышел один человек, встал рядом с Карлонием и откинул капюшон.

Смех застрял у Тося в глотке. Потихоньку перестали смеяться и все остальные.

Под воротами у Тося стоял его двойник.

Проклятое Отражение!

Тось выругался сквозь зубы. Они что, хотят, чтобы он дрался с НИМ???

— Дурацкая идея, профессор, — голос Тося неожиданно для него самого прозвучал глухо и устало. — С этим… — он на мгновение замялся, — человеком у нас никакого боя не получится. Если у вас все, можете убираться, я вас не задерживаю! — и повернулся, чтобы уйти. Надоело. Как же ему все надоело.

— Постой! — неожиданно подал голос молчавший до сих пор двойник. — Спускайся, я обещаю, что бой получится! Я отсюда не уйду, пока тебя не убью. Рано или поздно я найду способ, ты же знаешь. Этот мир слишком тесен для нас двоих! Спускайся!

Тось хмыкнул и вернулся назад. Сощурился, пытаясь прощупать Отражение на предмет защиты и заранее морщась от того, что придется ощутить на себе собственное прикосновение. Однако через некоторое время с удивлением обнаружил, что, во-первых, не может пробить наложенную на двойника несомненно кем-то очень сильным защиту, а во-вторых, не чувствует ровным счетом никаких прикосновений.

Двойник наблюдал за ним с такой знакомой кривой усмешкой.

— Ну что, убедился? Иди сюда, давай решим, кто останется жить, а кто уйдет к Хельфу в пустоши! Это только наше дело, не их!

На негнущихся ногах Тось повернулся и пошел к лестнице, чтобы спуститься спуститься с башни. Литераторы попытались его остановить:

— Хозяин, может, не надо? — прошептал Жанурий, цепляясь за рукав его балахона. — Может, лучше отсюда попробуете?

Поэт выразил согласие с позицией прозаика, молча заступив Тосю дорогу.

Тось просто посмотрел на них пустым взглядом, и они отступили.

Ворота ему тоже открыли быстро и молча и также расторопно опустили мост. Дежурившие здесь зомби проводили его взглядами, полными ужаса и надежды.

«… после того разговора с Мирой у меня несколько дней все валилось из рук. Я никак не мог поверить, что моя дочь оказалась способна произнести такие чудовищные слова о смерти госпожи Кариты. Это никак не укладывалось в моей бедной голове. Я день и ночь размышлял, пытаясь осознать произошедшее, но так и не смог придумать подходящего объяснения, кроме того, что это ее проклятый брат внушил ей подобные мысли.

Каюсь, данный вывод привел меня в состояние крайней злобы, весьма непривычное и нетипичное для меня. Однако, как здесь говорят, из песни слова не выкинешь, и я с горечью признаюсь в собственном несовершенстве. Да, это есть. Я умею ненавидеть, и не просто ненавидеть, а ненавидеть яростно. Если бы я мог, я бы убил проклятого некроманта голыми руками за то, что он сделал с моей дочерью. У него не получилось осквернить ее тело, но он как-то смог осквернить ее душу.

Впрочем, и мою тоже.

Надо признать, что это недоброе чувство по отношению к темному брату Миры оказалось настолько тяжелым и неприятным, что я уже на следующий день готов был на все, чтобы от него избавиться. Я никак не мог отделаться от него, оно поднимало голову ежечасно, стоило мне только слегка ослабить контроль. О Милостивая моя Анивиэль, прости своего недостойного сына! Я стал хуже лечить пациентов, чем до этого злосчастного разговора! Я даже несколько раз сорвался на учениц, обратившихся ко мне за помощью в университете!

Я не узнавал себя. Я стал похож на туго сжатую пружину, которой достаточно легчайшего прикосновения, чтобы распрямиться.

Никогда в жизни я не переживал подобного.

Никогда в жизни я не ненавидел живое существо настолько, чтобы желать ему смерти.

Пожалуй, я опустился из-за этого проклятого некроманта гораздо ниже, чем моя приемная дочь.

Поэтому когда мой брат предложил мне принять участие в уничтожении этого проклятого ублюдка, я согласился. Хотя в иное время подобное предприятие показалось бы мне весьма сомнительным. Но терзаемый жгучей ненавистью, которую я был не в состоянии взять под контроль, я не смог сказать нет.