Шрифт:
Каждое лето он снимал для меня и мамы комнату в доме, в деревне или не даче в ближайшем Подмосковье.
Так вот, идем мы с папой по лесу, иногда с ним перекликаемся, он отвечает. Гуляем, гуляем, грибы собираем. Я хожу, кричу: – Пап!
Тишина. Я снова: – Пап, пап!
Нет ответа. Я чуть не в плач. Уже охрип, в горле першит. Прошло, наверное, минут двадцать или больше. во времени тогда плохо разбирался. Испуг, одиночество, волки и прочее. Я снова: – Пап!
И вдруг тихий голос рядом: – Ну чего кричишь? Не слышу, что ли?
Папу в молодости называли невозмутимым. Его выдержке можно было позавидовать. Всегда был спокойным, уравновешенным, в конфликты не ввязывался. Даже когда пацаны с соседних дворов или улиц сходились «стенка на стенку» папе доверяли охранять одежду. Все его уважали. Дрались, но при этом говорили: – Володю не трогать, он пальто стережет.
Как-то папа сидит за столом, трапезничает. Не знаю – обед, ужин? Я подкрался сзади и гаркнул. Я опешил. Спрашиваю: – Испугался?
– Угу.
= = = = = = = = = =
ПРО СЕБЯ
НА УКРАИНЕ
Летом 1957 года, во время каникул, я отдыхал вместе с мамой на Украине. Тогда был еще СССР, в самом расцвете. Так вот, я, москвич, приехал в другую союзную республику. В село Нижняя Ланна Козловского района Полтавской области. Приехали мы в гости к семье Василенко. Хозяин – Иван Минович, хозяйка – тетя Галя и сын – Миколка, младше меня на один год. Мне было 8 лет, ему – 7.
Я вырос в Москве. Овощи – фрукты видел только в магазине, дома – хорошо, если по праздникам. А здесь, Господи! Такое изобилие! Вишневые деревья усыпаны ягодами, даже, порой, листьев не видно. Воробьи летают медленно-медленно, толстые, с полными животами. Обклевались, бедные, взлетают еле – еле, с трудом.
Миколка, после знакомства, повел меня в сад. Говорит: – Дывись! Смотри – по нашему. Я посмотрел вниз… Ах! Вся земля ягодами усыпана, живого свободного места нет. Начал горстями хватать ягоды снизу и есть. Миколка мне опять: – Дывись! И показывает наверх. А там еще больше.
Короче, в первый день я обожрался вишней – ведь на халяву можно съесть немеренное количество. Пока из ушей не полезет. А в итоге – расстройство желудка на три дня. Но, наконец, все позади, переварено.
Летом я уже спелые ягоды не ел, а пробовал только надклеванные воробьями – они были чуть вяленные, подсохшие и послаще, как я сейчас думаю.
Огород и сад были около 30 соток, не меньше. Росли кукуруза, картофель, вишня, абрикосы, яблоки, груши и другие культуры. Куры ходили, червячков искали. Были свои три свиньи в загоне. Короче, есть все: Свой хлеб, мясо, фрукты, овощи… Коммунизм, по-нашему.
Мою маму звали Анна Ивановна. Под абрикосовым деревом стояло корыто, ведра на четыре емкостью, Иван Минович говорил:
– Ганнушка Ивановна. Вы абрикосы-то ешьте, а то придется все свиньям скармливать!
Хозяева были замечательные, гостеприимные. Мы гостили у них около двух месяцев. За все время от них только и теплота.
Кстати, Иван Минович и тетя Галя во время войны, какой-то период, находились в концлагере. Хлебнули лиха. Пришли наши и освободили их от немецкого произвола. На себе испытали все тяготы фашистского насилия.
Иван Минович был инвалид, может во время Отечественной получил ранение в ногу, ходил с палочкой. За забором его участка находилось зернохранилище, ток, или тик, по-украински. Иван Минович работал там сторожем, дежурил по ночам. Утром приходил домой, отсыпался.
Прошло около месяца, как мы приехали. Я немного освоился. Стал даже по украински говорить, с акцентом. однажды на ток приехала грузовая машина с кавунами – арбузами по-нашему. Весом 1 – 3 кг., не больше. Забор не высокий, все видно. Миколка попросился у кладовщицы:
– Давайте помогу разгружать!
– Ну, помоги.
– А мне можно?
– А ты кто такой?
– Это москвич, приехал. – Сказал Миколка.
– А ты, москвич, иди отсюда.
Я обиделся. Как будто москвич мог сожрать всю машину с кавунами. А Миколка мне шепнул, мол, гляди, лови, я через забор кидать буду.
Сказано – сделано. Стою за забором на его участке. Вдруг летит кавун, другой, третий… Я ловлю их, складываю. Набралось немало, не считал. Вдруг, слышу, кладовщица ругает Миколку:
– Ты чо же это кавуны за забор кидаешь?
– Да там, за забором, их ловят!
– Ну ладно, только смотри не разбивай их.
– Хорошо.
Со временем мы с Миколкой сдружились. Однажды он мне говорит:
– Пошли на ставок рыбу ловить.
Ставок – это пруд, по-нашему. Идем степью рано утром, кругом открытое место – ни деревьев, ни кустарников. Иногда суслики встают на задние лапки и:
– Тр – р – р, т – р -р.
звуки, как будто стрекот и свист одновременно. Увидят нас и нырк в норку. Смешно. Идем дальше. Часа два – три шли в одну сторону. Подходим ближе к ставку. Рядом ручей протекает, шириной метра три, не больше. По берегам осока, трава. Мы достаем запасенный кусок марли длиной 1.5 метра и водим по дну. Вынимаем, а там карасики, пескари. Несколько раз поводили, набрали почти неполное ведро. Пошли домой.