Внезапно объект дёрнулся и его поверхность покрылась едва заметной рябью, – Каспер попытался отбросить его, но было уже поздно: овал никак не хотел отлепляться от его ладони. В эту секунду в голове Каспера раздался оглушающий визжащий звук, и непонятный объект непонятно как провалился прямо ему под кожу. Он внезапно почувствовал, будто бы из него вышло всё тепло, когда-либо скопленное его организмом, мозг наводнили непонятные слова и обрывки фраз, вены вздулись, и казалось, что кровь галопом рванулась по венам – в два раза быстрее обычного. Каспер попытался выговорить хоть что-либо и в следующий момент в третий раз за день повалился на песок….

«Аааааооооеееееооооаааааууууууууоооооооееееееее

Оооооооеееееыыыиииииааааааа…»

Через несколько минут из-под песка вылезли ужасающие членистоногие существа и с заметным голодным энтузиазмом ринулись к бесчувственному Касперу. Но стоило им только прикоснуться хоть к одному квадратному миллиметру его тела, как они сразу же обращались в прах, даже до конца не ощутив, что их настиг злой рок смерти, и лишь ветер разносил их молекулы по бесплодной пустыне Абурхарк…

II

: ЭНКРАТУРИУС

Массивный, будто бы горящий космический корабль был похож на огромное копьё, пронзающее самую оболочку космоса. Слишком огромный, чтобы быть быстрым и маневренным, но в то время слишком маленький, чтобы внушать врагам уважение, Энкратуриус был живой легендой, всё ещё функционирующим музеем истории покорения космоса. Каждый раз, когда он пришвартовывался в порту какой-либо планеты, он приковывал к себе внимание тысячи любопытных глаз: многие вдохновенно выдыхали, ощущая себя так, будто они вживую прикоснулись к легенде; другие удивлялись, как такой корабль вообще мог пройти через планетарную атмосферу и не сгореть, как спичка; третьи же – и их всегда было подавляющее большинство – просто и откровенно смеялись над этой древней колымагой, а потом все вместе обсуждали, каким же неудачником должен быть её капитан. Капитан Андрей Макаров ненавидел всех их. Он с гордостью стоял на мостике и презрительно оглядывал толпы разнузданных зевак. Он любил свой корабль: за десять лет вынужденного командования Энкратуриусом он успел с ним не то, чтобы сблизиться, но скорее выработать некое взаимоуважение. Капитан с лёгкостью спускал кораблю его «винтажный» внешний вид, а корабль в ответ всё ещё не разваливался на куски. Остальная команда не разделяла взглядов Макарова на Энкратуриус и во время отпуска на землю исправно врала, что на самом деле они с другого, более нового корабля – просто их временно командировали на этот мусор. При этом они краснели как раки. Гораздо лучше они себя чувствовали в открытом космосе: по крайней мере, в эти моменты им не приходилось стыдиться своей участи.

Так было и сейчас, в то время как Энкратуриус вышел из червоточины и лёг на автоматический дрейф по направлению к планете Куахти. Или Куахто. Им было решительно наплевать. Самая сложная часть полёта была уже позади и теперь они могли спокойно расслабиться с бутылкой крепкого пива или же чего позабористей. Благо ВМО, казалось, забыло об их корабле и не послало никого оснастить их пищевые синтезаторы блокировкой на алкоголь. Через пару часов в каждом коридоре и закоулке Энкратуриуса затаились спящие матросы – лучшие рекруты, которых ВМО пожертвовало капитану Макарову.

Капитан же не только не порицал поведение своей команды, – он всячески ему подражал: будучи человеком довольно тонкого склада ума, свои жизненные утешения он находил на донышке бутылки. Конечно, в отличие от обычной матросни, он предпочитал более изысканные сорта алкоголя, многие из которых были привезены прямо из кеметских запасников. Прошлым вечером, когда Энкратуриус был ещё в другой Солнечной системе (где капитан участвовал в захватывающей миссии по перевозу дальнерубежных шахтёров к их месту отпуска) и только-только подлетал к заданной червоточине, алкогольное меню Макарова состояло из вишнёвого пива западноевропейского производства, эдолины (терпкий напиток, приготовленный из горных трав, найденных в диких землях планеты Варото) самого высшего качества и, конечно же, фирменного перегонника, – напитка, который по легенде был изобретён первыми инопланетными колонистами и до сих пор варился по засекреченной технологии. Вполне логично предположить, что после такого царского пира капитан Андрей Макаров спал как убитый, время от времени похрюкивая и мерно цедя тягучую слюну. Не самая лицеприятная картина, конечно, – особенно учитывая, что в прошлом он был, не больше не меньше, героем Солнечной системы и Та-Кемета.

Но это в прошлом.

Сейчас же он больше напоминал спившегося бомжа: его остроскулое лицо украшала жёсткая щетина, об которую при желании можно было заточить тесак, впалые щёки были покрыты раздражением, скорее всего взявшимся от постоянного смешивания алкогольных напитков, разросшиеся чёрные волосы с ярко заметной стальной проседью закрывали уши, а когда-то роскошные бакенбарды сейчас напоминали двух разъярившихся и давно не мытых псин. По крайней мере одет он был по форме: фирменная форма ВМО состояла из тёмно-синего камзола с расфуфыренными золотистыми эполетами, приталенной белой рубашки, которая в теории должна была быть украшена пышным жабо, но оно отсутствовало не только на капитане, но даже в этой солнечной системе, узких брюк с модными лампасами и ослепительно ярких высоких сапог с внушительным каблуком, каждый шаг которого мог разбудить даже самого мертвецки пьяного матроса. Проблема была лишь в том, что всё это форменное великолепие оказывалось велико Макарову размера эдак на три: так как последние несколько лет его диета заключалась исключительно в разномастных алкогольных напитках, сейчас его, ранее ухоженное тело, напоминало узловатого скелета, покрытого скудным слоем кожи и остатками того, что раньше называлось мышцами. Интересно, что при таком образе жизни у него полностью отсутствовал такой мужской атрибут как пивное пузико, – век сменялся веком, технологии совершенствовались и снова забывались, а от этого феномена избавиться было невозможно. Однако Макаров каким-то удивительным образом не стал жертвой этой мужской заразы, хотя и потреблял пиво довольно эпичными порциями. В итоге шикарнейший мундир капитана ВМО сидел на нём как объёмистый мешок на анорексике, – каждое утро ему приходилось подгонять его под свою фигуру при помощи примитивных шпилек. А зачастую он просто прикрывал всё это дело своим обожаемым плащом, – интересным элементом гардероба, обладающим высоким воротником, массивными отворотами на рукавах и такими длинными полами, что они почти доставали до земли. Чёрный цвет капитанского плаща придавал ему сходство с соборными дознавателями, – неприятными типами, столкнуться с которыми капитан не пожелал бы никому. Вторая проблема заключалась в том, что спал он не в грязной и изношенной капитанской кровати, на которой при желании можно было поместить ещё пару-тройку таких же, как и он капитанов (каждый остальной член команды обзавидовался бы Макарову, если бы знал о размерах его ложа: Энкратуриус отнюдь не славился удобством матросских и гражданских кают), и даже не на скользкой и неудобной кушетке, ненавидимой Андреем всеми фибрами его души, – своё бренное тело он расположил на полу, причём в самой неудобной позе, до которой только могло додуматься его подсознание.

Вчера он, конечно, позволил себе лишнего, – и в этом нет ничего удивительного: одно дело служить такси для вонючих шахтёров, а другое дело – задание, которое он вчера получил по защищённому каналу напрямую из Лунного штаба ВМО. Надо сказать, что последний раз его вызывали по этому каналу примерно семь лет назад, – с самыми нехорошими последствиями…Теперь же всё было совсем по-другому. Теперь у капитана был шанс. Теперь он мог изменить свою жизнь раз и навсегда. Более того, скорее всего он бы смог отомстить… Только сначала надо было в последний раз как следует напиться, – во имя долгих семи лет отчуждения и изгнания.

О входе в солнечную систему планеты Куахти капитана оповестил его личный бортовой компьютер, что одновременно послужило для него будильником. Раскалывающаяся голова намекала Макарову на то, что его организму было бы неплохо вообще сегодня не вставать, а затёкшая правая рука напомнила ему о том странном и непередаваемом чувстве, когда он лишился левой. Тогда он лежал на испещрённом микропробоинами дьявольски-холодном полу доживающего свои последние минуты армадского крейсера «Виорра»; его трясло так, будто он вот-вот разорвётся на мириады маленьких кусочков, а головокружение создавало впечатление падения в штопор. Он попытался опереться на левую руку, чтобы встать, но осознал, что даже если мозг и посылает сигналы в её рецепторы, то они никуда не доходят, – не было ни боли, ни мучительной агонии: просто невероятное чувство того, что часть его куда-то исчезла, будто её никогда и не было. Парадокс был в том, что сейчас он чувствовал себя примерно так же: будто его судно только что обстреляла целая флотилия примакальных судов-уничтожителей. Искусственная лева рукая потянулась к правой и проделала некое подобие скрипучего массажа («Надо будет смазать… – пронеслось в этот момент у Андрея в голове), и через некоторое время капитан уже стоял на ногах, – при этом пошатываясь и спотыкаясь, но всё-таки в вертикальном положении.