— Не магия определяет жизненный путь человека. Это человек сам решает, как пользоваться своим даром, — прошептал Зар. — Она говорила, что я повторю судьбу своего отца. Но она не говорила, что это будет твоя судьба.

Во взгляде Танмора мелькнуло что-то вроде понимания, но было уже слишком поздно. Зардан расправил плечи и позволил своей магии наконец-то сорваться с цепи. Она скользила поверх пьяных иллюзий Ренарда, гасила его дар, поглощала, впитывала в себя. Одного глотка чар Марты оказалось достаточно, чтобы быть способным и не на такое. Зар наконец-то позволил себе поверить.

Поверить так, как это получалось у его отца.

У его настоящего отца.

Он чувствовал, как вскипала магия в жилах, как огонь, кипевший в нём и всё никак не находивший выхода, наконец-то обрел свободу. Некромантия, которую Зардан всегда считал своей основой, стремительно растворялась в новом, необычном даре, и он ощущал это колдовство, растворявшее его изнутри, расщеплявшее на мелкие частицы и собиравшее заново. Зар будто рождался заново, собирался из миллиардов клеток, формируя нечто единое целое.

Танмор рванулся, пытаясь освободиться, но было уже поздно. Зар сотни раз слышал, как это — управлять своей силой одним только словом, направлять её толчком мысли, быстрее, чем кто-либо успеет шевельнуться, но теперь впервые поверил, что он тоже так сможет. Он пил магию того, кто когда-то был его кровным отцом, большими глотками, впитывал её в себя, нисколечко не боясь того, что тьма некромантии его поглотит. Закрыл глаза, запрокинул голову назад, впитывая все те тысячи иллюзий, превращая копошившихся вокруг слуг в обыкновенных скелетов. Цепи, сковывавшие Танмора, были надежны, и некромант, как бы ни старался, не имел ни единого шанса одержать свободу.

Когда Зар наконец-то отпустил руку Танмора, вокруг вновь красовались обгоревшие стены. Пол под ногами был готов провалиться в любую секунду.

А сам Танмор словно… словно постарел в один миг. Ещё секунду назад он был пресыщен собственной силой, наслаждался могуществом, а теперь был пуст.

Мужчина пошатнулся и рухнул на колени.

— Чудовище, — прошептал он, поднимая взгляд на Зардана. — Ты такой же, как и я! Такой же! Ты ничем не отличаешься! Думаешь, ты сможешь удержать в своих руках эту власть? Думаешь, тебе под силу справиться с ношей, которая лежала на моих плечах?

Зар склонился к нему, хватая голову Танмора за подбородок, и заглянул ему в глаза.

— Не магия определяет человека, — твердо произнес он. — А человек магию. Не некромантия заставила тебя убивать и пойти по этому пути. Ты сам его выбрал.

— Убьешь меня? — с вызовом воскликнул Ренард. — Убьешь? Ну же! — он выдернул кинжал из ножен и буквально втиснул его в руку Зара. — Убей! Уничтожь своего врага.

Тэльер отшвырнул кинжал в сторону, словно тот был ядовитой змеей, и резко выпрямился.

— Уверен, — нужные слова сами пришли в голову, — ты больше никогда не вернешь свою силу и не сможешь никому причинить вреда. А большего наказания твоей прогнившей душе и не надо, — колдовская формула, которую так часто использовал Мартен, сорвалась с языка Зардана быстрее, чем он успел одуматься и остановиться. — А я уж как-нибудь справлюсь с тем, чтобы доставить тебя в тюрьму.

— Своего отца?

Вопрос прозвучал так отчаянно, так жалко…

— Мой отец, — Зар расправил плечи, — Мартен де Крез. И в моих жилах течет его кровь.

— У твоей матери, — фыркнул Танмор, — даже ничего с ним не было! Думаешь, кронпринц стал бы спать с дешевой шлю…

Зар резко вскинул руку, обрывая речь Танмора, и тот умолк, не в силах проронить ни слова. Зар чувствовал, как клокотала вокруг него магия, и знал, что мог убить Ренарда одной силой мысли, но… Разве это принесло бы ему счастье? Минутрое удовлетворение, за которое он корил бы себя всю жизнь.

— Иногда вера всё же отдает долги, — усмехнулся Зар. — И исправляет ошибки. Твое участие в моем зачатии уже не имеет ни малейшего значения.

Он знал это наверняка. Насколько бы невозможным ни казалось всё это…

Король Мартен всю жизнь распоряжался своей верой. Одного его слова было достаточно для того, чтобы остановить смертоносную магию. Одного его слова, подкрепленного истинной верой, хватало, чтобы лишать магии, карать и миловать. Ему надо было только искренне поверить — так, чтобы он не сомневался в том, о чем говорить. Это было не всесилие, скорее попытка магии доказать, что ею всё же руководит разум и сердце. А не она — ими…