Замираю на коротком вдохе, когда он переплетает свои пальцы с моими, прижимая их к стене, когда вдавливает меня в неё всем телом, а потом секунду медлит… и с бесконечной, пьянящей нежностью касается губ поцелуем.

Поцелуй длится, и длится, и длится… выворачивая мне душу наизнанку, заставляя забывать обо всём, кроме его рук и губ, и требовательных касаний, и запаха кожи так близко, что хочется им напиться…. А ещё было моё безграничное удивление — так что, бывает? Это правда со мной? Это мне не снится? Вот этот суровый страж законности, связанный по рукам и ногам Кодексом — он сейчас под угрозой наказания идёт против воли своего проклятого ордена и меня… целует?

Но постепенно удивление уходит, все посторонние мысли растворяются в пустоте, окружающий мир исчезает и я… словно проваливаюсь куда-то вглубь себя.

Мы стоим на ослепительно-белом поле в обнимку. Я прячу лицо на груди у своего Инквизитора, прижимаюсь тесно-тесно, положив ладони под щёку. Мои руки больше не скованы. А он успокаивающе гладит меня по спине. Всё вокруг залито белым светом, как будто мы сейчас в облаке.

И тут я вспоминаю. Заклятье подчинения через поцелуй. Оно же теперь начнёт действовать.

От этой мысли неожиданно становится горько. Мне не нужно никакое подчинение! Мне нужен он — настоящий, живой… любимый. Но уже поздно.

— Прости пожалуйста… я не хотела.

— Чего ты не хотела?

— Ну… подчинение через поцелуй. Нет, я думала об этом… какое-то время. Мне же нужно было как-то выбираться на свободу. Но когда я тебя попросила поцеловать меня… совершенно забыла обо всём на свете. Просто хотела, чтобы ты меня поцеловал. Веришь?

— Да. Поверь, за много лет я отлично научился распознавать ложь. Я её чую за милю.

Мы стоим молча пару минут. Шевелиться мне не хочется, и говорить, и даже думать… но придётся. Кто знает, сколько у нас осталось времени.

— Так что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал, моя госпожа?

Вздрагиваю от спокойной бесстрастности этого голоса. На душу как будто положили каменную плиту — не вздохнуть.

— А что ты можешь сделать? — спрашиваю устало.

— Что прикажешь. Хочешь, убью для тебя кого-нибудь. Я могу это сделать. Старика? Градоначальника Люпена?

— Нет, ты что! — пугаюсь даже мысли об этом.

Задумываюсь. Кажется, я вообще забыла разработать хоть какой-никакой самый завалящий план на случай удачи. Как идиотка думала только о синеглазом и поцелуях. Словно это уже была самоцель. И вот теперь немного растерялась. Хотя что тут долго думать, всё же очевидно…

— Я знаю, чего у тебя попрошу. Но сначала… пока мы здесь, в моей голове… хочу тебе кое-что показать. Пусть это останется на память — когда я уйду в свой лес. Хочу, чтобы мои воспоминания помогли тебе в поисках истины. И быть может… немного лучше меня понять. И если когда-нибудь, много лет спустя, ты вспомнишь хоть раз о маленькой глупой ведьме, которая повстречалась тебе на пути… мне этого будет довольно.

Беру его за руку, и белизна окружающего пространства вспыхивает яркими красками. Вот оно! Воспоминание, с которого хочу начать. В этот раз мы досмотрим его до конца. Я больше не боюсь, что лишусь его — теперь уверена, что мы просто его разделим и оно станет нашим общим.

…Цветочный луг, пьяный запах цветов и свежескошенной травы… мы стоим, держась за руку, на гребне пологого холма в потоке золотых лучей. Где-то далеко мычит корова. Тихо шуршит стрёкот кузнечиков. Зелёная лесная рама украшает мирный пейзаж там, вдали.

В густой недокошенной траве на краю луга прячутся от чужих глаз двое. Женщина в белом платье с тёмными волосами и девочка лет восьми, тоже в белом. Они присели на корточки и разглядывают что-то у своих ног. Я знаю, что это. Я помню.

Это кролик — очаровательное пушистое создание с чёрными бусинами глаз и перепуганно опущенными ушами. Пытается сбежать от нас, но не может. Он раненый, покалеченный — не такой, как другие кролики. Поэтому ему не выжить в одиночку — совсем как белым ведьмам.

— Мам, я не буду! — канючит девочка.

— Надо. Ты должна уметь себя защитить. Это первый шаг.

— Я не хочу! Этот кролик такой милый!

— У него лапа ранена. Он всё равно не выживет.

— Так давай возьмём его с собой и вылечим?

Умоляющий голос девочки, раздражённый — матери.

— Эби! Ты уже не маленькая. Ты должна понимать, что рано или поздно тебе придётся защищать собственную жизнь. Ты должна знать гибельные чары и уметь их применять! А я буду молиться, чтобы тебе никогда в жизни не пришлось.