— Не совсем так, — покачал головой мой Инквизитор. — Я решил взяться за ум и отныне больше внимания уделять делам семьи и укреплению положения нашего рода. Кажется, слишком долго шёл по неверной дороге. Я ухожу из Инквизиции.

Я аж вздрогнула. Какой-то странный разговор. Достойное продолжение безумно странной ночи. Надо было мне всё-таки сесть. Заранее. Уф-ф-ф…

— А я что-то упустил нить повествования. Как всё это связано с твоими подозрениями о Лилиане? С чего вдруг такое скоропалительное решение? — задал вопрос тощий высокий мужчина с ехидным прищуром синих глаз. Он был в чёрной Инквизиторской форме — и я приложила все усилия, какие только могла, чтобы не пялиться на него в ужасе и сделать невозмутимое лицо. Ему явно не понравилось решение Родерика, в отличие от другого дяди. И в отличие от меня. Определённо я была в стане тех, кто принял его с одобрением! А вообще, думаю, мы с леди Элайной можем даже основать свой собственный стан тех, кто принял это решение с полным и безоговорочным восторгом.

Родерик ответил ему абсолютно спокойно, никак не выдав, что затронута крайне опасная тема, в которой всю правду никому, кроме нас двоих, знать не обязательно.

— Решение вовсе не скоропалительное. Решение взвешенное и обдуманное. Помимо того, что мне стала очевидной некоторая зашоренность и узость мышления нашей организации… прости, дядя… уже давно я подозреваю, что Инквизиция становится постепенно ещё одной марионеткой в руках Готфрида. Вы знаете больше меня. Ответьте тогда на вопрос — почему вот уже который год ни одного представителя рода Алантер не избирают в Конклав Инквизиции? А главное — по чьему приказанию могут собрать весь Конклав среди ночи на внеочередное заседание и вынести приговор заочно невинному человеку?

Сердце у меня забилось так, что его, кажется, можно было услышать.

Инквизиторы слишком умны. Не может этот тощий, да и остальные здесь присутствующие, не понять, о ком речь. Родерик очень ловко намекнул сейчас, что я — и есть некая невинная женщина, которую заочно осудил Конклав просто потому, что был предвзят и ему приказал Король, устраняя ненужного свидетеля. Конечно, это чистая правда… Но не вся правда. Было бы слишком сложно убеждать сейчас всех этих людей в том, что есть невинные ведьмы. Нет — они просто должны поверить, что я обычная женщина, которая случайно попала в лапы Инквизии, а Родерик спас меня от неправосудного приговора.

Поверят или не поверят? Рискнут ли усомниться в слове главы рода? Оспорить его честность и то, как очевидно предоставляет он своё покровительство какой-то незнакомой девчонке, стоящей рядом?

Тощий Инквизитор промолчал, задумчиво потирая бритый до синевы подбородок. А потом так же молча кивнул. Видимо, Алантеров и правда не брали в Конклав. И это наверняка сильно задевало их гордыню. Неужели сработает?

Пользуясь тем, что присутствующие явно колебались, Родерик поспешил продолжить.

— Я вижу совершенно чёткую картину того, что случилось. Десять лет назад пресекается род прежнего Короля, выродившаяся династия остаётся без наследника. В ходе Смуты, когда были подняты старые фамильные книги и родословные древа, выяснилось, что ближайшими претендентами на престол являются род Орантер и род Алантер, как старейшие и связанные прочными семейными узами с основателем предыдущей династии. К тому времени не стало отца, и я возглавил род, по старшинству мог претендовать на корону. Устранить меня прямо — значило бы навлечь гнев всего нашего славного рода, и Орантеры это понимали. Они решили действовать хитростью — полностью деморализовать соперника и сделать так, чтобы он и думать забыл участвовать в придворных интригах. Вместо этого пусть лучше оплакивает молодую жену и ищет утешения в мести… ведьмам.

Убийственно-жёсткие ноты в его голосе не могли скрыть от меня боль, которую он сейчас испытывал. И я не знала способа, как унять эту боль. Наверное, эта рана никогда не зарастёт полностью. Теперь я намного лучше понимала причины, которые толкнули его — доброго и совершенно не жестокого человека — на то, чтобы надеть чёрное. Допрашивая тёмных ведьм, раз за разом погружаясь в самые жуткие, самые кошмарные их воспоминания, он делал всё для того, чтобы ни с кем больше не повторилась беда, которая пришла когда-то в его дом. Чёрным крылом накрыла тенью его собственную жизнь в самый, казалось, светлый момент.

До этой безумной Новогодней ночи я и не подозревала, какая я жуткая плакса. Мне снова хочется реветь. Или прямо сейчас броситься ему на шею и зацеловать до смерти — только бы разгладить эту жёсткую морщинку меж бровей, только бы снова растопить лёд в синем взгляде.

— Послушай, братишка! — встрял неожиданно Гэвин, лукаво поглядывая на меня. — А вот эта красавица, что смотрит на тебя такими обожающими глазами, не тот ли часом свидетель, на показания которого опирается вся эта стройная картина? Так ловко толкающая нас на тропу войны с Короной, а? Говоришь, Конклав невинного осудил… А то может там младшие рода подсуетились, чтобы стравить два старших, которые им костью в горле давно? Раз уж ты, кажется, намерен воевать… то должен тебе признаться, мне бы не хотелось сложить свою юную светлую голову за какую-то смазливую девицу, не пойми откуда взявшуюся…

— Абигель — не «какая-то девица», — оборвал его резко Родерик. — Абигель — моя будущая жена. А законную супругу главы рода ты будешь почитать и защищать до последней капли крови, если понадобится. Потому что Алантеры стоят стеной за свой род. За каждого. Так всегда было, и так всегда будет. И если ты ещё раз посмеешь неуважительно к ней обратиться, я оторву тебе твою юную светлую голову и засуну в места, которые не принято называть при дамах. Я понятно выразился?

Нет. Не понятно. Может, Гэвин и понял хоть что-то, судя по тому, как ошеломлённо воззрился на брата, а потом пробормотал какие-то извинения и даже изобразил поклон в мою сторону… но я не поняла ровным счётом ничего.