Просто у Эмира было много денег. И много связей, которыми он никогда не стеснялся пользоваться, чего бы дело не касалось.

Он появился в нашей жизни неожиданно, но навязчиво около пяти лет назад, мне всегда казалось, что сам папа не слишком-то рад подобной дружбе, выглядя каким-то затравленным рядом с этим человеком и явно не пылая дружескими чувствами, и стараясь как можно скорее отделаться от этого прилипчивого и слишком развязного человека.

Я не знала никого, кому бы Эмир нравился, и кто бы общался с ним по доброй воле, не польстившись на большие деньги и роскошь, или угрозы.

Впрочем, самого Эмира это никогда не смущало и в ход шли любые самые грязные уловки, на которые был способен только самый низкий и прогнивший человек.

Ни для кого не секрет, что в так называемом «высшем обществе», где правят деньги и интересы, а не искренность и верность слову, всегда есть охотницы и охотники за богатством. Зачастую такие молодые люди вовсе не скрывают своих намерений и готовы назвать точную сумму своего интереса, будь то простой выход или «постельные» услуги. Как правило, они способны многое вытерпеть и согласны на разного рода извращения за увеличение платы.

Для меня было показательным и пугающим то, что даже такие охотники за богатством сторонятся Эмира, боясь его совершенно искренне и содрогаясь каждый раз, стоило ему только появиться в зоне видимости.

Не знаю, о чем думал отец, когда начинал такое общение и какие для этого были предпосылки.

Я всегда уходила к себе под любым предлогом, стоило только услышать голос Эмира в нашем доме, потому что не могла выносить его взгляда – слишком навязчивого, слишком откровенного и прямого, он не пытался скрыть своих желаний, даже ради приличия.

Сомнительная дружба отца с ним закончилась в тот день, когда я обнаружила Эмира в своей спальне, выйдя из ванны.

Обнаженного, в моей кровати и с моими трусиками в его руках, которые он облизывал.

Скандал был грандиозный, как и мои крики, на которые сбежались все, отец и брат вытолкали голого мужчину прямо на порог дома, оставив на его теле не один десяток синяков и ссадин за то, что он посмел испугать меня и проникнуть в мою спальню.

Это было отвратительно. Мерзко. Унизительно.

Еще долгое время я спала в гостевой комнате, не в силах войти в собственную, после случившегося, пока отец не приказал сделать в ней ремонт и полную перестановку.

Затем был долгий процесс раздела фирмы между отцом и Эмиром. Километры нервов. Децибелы криков и ругательств. Угрозы. Шантаж. Вымогательство.

Отцу удалось отсудить и свою фирму, и свою репутацию, вот только с тех пор он нажил себе врага, который не знал ничего ни о чести, ни о справедливости и создал собственную «армию» из головорезов и бывших заключенных, которые очевидно были близки ему по духу, полным отсутствием морали и логики.

…и теперь они шли за мной.

Комок из горечи и отвращения такого ядовитого и жутко застыл в моем горле от мысли о том, что меня может поймать Эмир в свои грязные извращенные лапы, когда я не могла сделать первого вдоха, чтобы прошептать:

– Не отдавай меня!

День стал ночью для меня и мир рухнул в тот момент, когда Сапфир дрогнул у двери, держась за нее так, что на железной поверхности остались отметины от его длинных сильных пальцев, но он не оглянулся и не бросился защищать меня.

Он просто ушел под мой умоляющий крик:

– ФРАНКИ, НЕ ОТДАВАЙ МЕНЯ!!!

11 глава

Сапфир.

Я отрывал себя от нее насильно.

Рвал на части себя изнутри до полного помутнения рассудка, до хрипоты в горле от раздирающих криков, до крови на сбитых кулаках.

До желания стереть с лица земли весь этот мир, чтобы остались только мы с ней, и не было больше хитроумных Берсерков моей крови и гребанных лабораторий, когда одни изувечивали плоть, а другие душу!

То, что сжигало меня изнутри, было страшнее любого земного ада, где я не мог дышать воздухом, где не было аромата моей отважной девчонки, разрывая в клочья землю и деревья, и не ощущая, как меня пытаются сдерживать, что-то крича в ответ.

– Тише, парень! Тише!

Я ненавидел этот голос!

Ненавидел его логику и умение пробираться в душу, чтобы все исковеркать и поставить на колени то единственное светлое и хрупкое, что держало меня в этом мире долгих гребанных тринадцать лет!

– ТЫЫЫЫЫ!!!!

Мир стал просто одним большим серым пятном, который прожигал в моей груди болезненную дыру, делая из сердца, что было камнем, лишь горсть раскаленных углей, я сбрасывал с себя навязчивые сильные руки, не способные удержать меня ни от боли, ни от ярости такой обжигающей, что уже было не важно ни родство, ни пути крови, впиваясь пальцами в глотку главному сосредоточению моей испепеляющей ненависти и боли.