– Люди очень быстро поняли, что тех, кого они прозвали «зверолюди» невозможно одолеть силой и держать у себя оружием. Им это было просто неподвластно. Поэтому в первую очередь использовали сильнейшие снотворные и всевозможные психотропные препараты. Сейчас же это обрело новую усовершенствованную формулу во всем, начиная от строения клеток, и заканчивая оружием. Скажи, - обернулся Марс ко мне, глядя как всегда спокойно, когда совершенно невозможно было ни почувствовать, ни понять, ни увидеть его истинных эмоций.
– Что ты можешь рассказать о лаборатории в целом? Как им удавалось держать тебя столько лет, зная, что ты чистой крови и одного из самых сильных родов?

– Может мы последуем за кортежем и проследим, куда увезут Мишку? – прорычал я злобно, готовый кинуться, вперед и едва удерживаясь на месте лишь потому, что понимал: Марс не даст мне сделать этого и дело снова закончится потасовкой.

– Нам нет необходимости светиться всем вместе, пока мы не можем сказать наверняка что знает о нас и наших возможностях этот Эмир, - опять до раздражения спокойно отозвался Марс, хотя и повернулся ко мне на корточках, явно понимая, что я мало кого слушал в своей жизни.
– Мой брат лучший среди нашего рода в слежке. Как только Мишка будет доставлена в определенное место, он тут же сообщит все координаты нам.

Сдержать рычания не получилось.

Я был в бешенстве оттого, что не мог находиться рядом с ней прямо сейчас, даже если она не могла меня видеть. Вместо этого вынужденный рассказывать о лабораториях все, о чем только мог вспомнить, хитроумному Карату, который слушал так, словно впитывал в себя каждую букву, и Марсу, который, как оказалось не был таким уж простачком, каким мог показаться на первый взгляд, со своим ясным взором и умилительно сдержанным голосом.

– Решетки и цепи используют лишь на первоначальном этапе, когда пытаются сломать, - хмуро и максимально скупо рассказывал я, пытаясь держать себя в руках, чтобы не сорваться, и не побежать снося все на своем пути в поисках Мишки, чьи эмоции я ощущал до сих пор, как бы далеко и быстро ее не увозили от меня.
– Для сдерживания пускают кровь и ставят уколы с какой-то дурью, от которой невозможно мыслить или двигаться. Когда считают, что цель достигнута, то переводят в саму лабораторию. Там клетки похожи на большой аквариум с койкой. Через отверстия в потолке каждые пару часов пускают какую-то хрень, чтобы сила не возвращалась, и мы не могли пробить стены. Я пробовал много лет. Не получилось.

– Что они делали с тобой?
– тихо заговорила Звезда, впервые подав голос и кивая на меня, явно имея в виду множество моих шрамов, которые расходились по всему телу, словно следы от удара молнией, только совершенно бесцветные.

– Я не знаю, - еще более мрачно ответил я, чувствуя раздражение оттого, что впервые за много чертовски долгих чертовых лет я был в определенном смысле на свободе, а так и не смог понять по собственному телу, стало ли со мной что-то иначе, кроме того, что теперь не мог обращаться в медведя, словно мое тело напрочь забыло, как именно это должно происходить.

Я не знал было ли это результатом вмешательства этих сумасшедших людей или чем-то иным.

– Всё, что они творили в лаборатории, не осталось в моей памяти по той простой причине, что даже перед тем, как просто подойти близко к стенам клетки, распыляли такую дозу снотворного, что я отключался почти мгновенно, даже если пытался не дышать и сопротивляться действию этого препарата. Я не чувствовал ни единого раза, как меня забирали, куда увозили и что именно делали. Не представлял, сколько именно это длилось по времени. Лишь когда приходил в себя, мог почувствовать отдаленную боль в какой-то части тела, не зная наверняка, что стало причиной. Как правило потом приходил этот чертов Элерт и говорил какой сегодня день недели и число, спрашивал, помню ли я свое имя и как оказался здесь, а затем советовал не делать резких движений и просто лежать, пока сила не вернется ко мне…но сила никогда не возвращалась.

– До того дня, когда тебя выпустили, чтобы сопровождать Мишку?

– Да.

Все молчали какое-то время, каждый погрузился в свои нелегкие мысли, когда Карат наконец усмехнулся криво, но на удивление не злобно, прикоснувшись к собственной шее, на которой проступали следы от моего вероломного нападения:

– Не знаю, что с тобой делали, но ты стал определенно сильнее своих собратьев по крови.

– Не забывай, что несмотря на то, что я вырос в городе и никогда не имел отношения к лесу, я все-таки чистокровный! – рыкнул я недовольно, на что Карат примирительно кивнул, чуть улыбаясь:

– Я знаю, парень. Но, поверь, не у каждого чистокровного найдется сила, чтобы тягаться с тем, в чьих жилах течет королевская кровь.

– Ты даже не сопротивлялся! – только буркнул я в ответ, снова и снова сосредотачиваясь на том, что чувствует Мишка вдали от меня, раздираемый изнутри не только болью, но и чувством огромной вины, за то, что ей пришлось пережить всё это ради призрачных планов Карата, у которого я пошел на поводу.

– С ней всё в порядке, - тихо отозвался Марс, глядя на меня пристально, но не злобно.
– Брат не позволит, чтобы девушке причинили вред. Если кто-то решит распустить руки – он вырвет их, не задумываясь, даже если поставит под удар всё мероприятие.

– На его месте должен быть Я!
– рявкнул я, снова наполняясь той яростью и горечью, от которой не переставало жечь в груди, даже если я сидел на земле, сдерживая себя на этот месте до скрежета в клыках.
– Я должен быть рядом с ней, черт вас всех дери!!! А не сидеть здесь с вами, вспоминая лабораторию!

– Ты слишком импульсивный, - чуть улыбнулся Карат, никак не реагируя на мой злобный взгляд, словно не считал эту мою черту огненного характера какой-то неправильной.
– Но ты истинный Кадьяк в идеальном его проявлении: резкий, скорый на решения, злобный, всегда пылающий своим внутренним огнем. Отец не зря дал тебе имя Сапфир, продолжив славный род и нашу кровь.