Шрифт:
— Да, — ответил он, — Ева останется жить с нами.
Ева молчала.
— Ну же, малыш, это же твоя мама, — умоляюще прошептала Ася. — Она летела на самолете очень-очень долго, чтобы поцеловать тебя. Пожалуйста, родная, не отказывайся.
— Каламамбла, — ответила Ева без всякого выражения. У нее были сухие глаза и бледные щеки.
— Хорошо, — Ася улыбнулась, — ладно. Адам, когда мы можем отвезти Еву к маме?
— Сейчас. Она улетает послезавтра, — ответил он, так и не поняв, действительно ли девочка ответила согласием или ее вольно перевели.
— Ева, ты хочешь поехать к маме сейчас?
Она так сильно сжала Асины запястья, что у нее побелели лунки ногтей.
— Малыш, ты делаешь больно, — Адам осторожно разжал ее пальчики.
— Ты хочешь, чтобы мама приехала сюда? — спросила ее Ася, даже не обратив внимание на то, что Адам осторожно поглаживает ее кожу.
— Вересмада!
— Мне кажется, это да, — заключила Ася. — Адам, поезжайте за Леной. Мы подождем здесь.
— Ладно, — ответил он и, наклонившись, поцеловал Еву. И она вдруг разревелась, уткнувшись лицом в его рубашку.
22
— Ася, отойдите от окна. Что вы думаете там увидеть? Как Лена откусывает голову Евы?
— Что вы такое говорите, — она неохотно послушалась и села на кровать. — Ох, — пожаловалась, — у меня сердце болит.
— Сильно болит? — всполошился Адам. — Нужно в больницу?
— Психологически болит. В том смысле, правильно ли мы сделали, — пояснила Ася и снова повернулась к окну, где в другой буковке «П» сквозь несколько стекол горел свет. Сквозь плотно зашторенные портьеры было не разобрать, что происходило в детской.
Они с Асей спрятались в его спальне почти сразу, как приехала Лена. Чтобы не мешать, и все такое. И теперь Ася сходила с ума.
— Это же ее мама, — в десятый раз повторила она. — Все будет нормально. А вдруг она проголодалась, а Лена не поймет ее новый язык? Я проверю…
— Ася, — Адам поймал ее за руку и потянул к себе. — Быстро ложитесь в постель. Вы слышали, как Ева умеет завывать при необходимости? Мы и еще несколько кварталов ее точно услышим.
Она неохотно прилегла рядом.
— Вы равнодушный и черствый. Сердца у вас нету… Я оставила в спальне своих единорогов! — подпрыгнула она. — Я не могу без них спать!
— Да лежите вы уже спокойно, — Адам притянул ее голову к своему плечу и накрыл ее глаза ладонью. — Так лучше?
— Лучше, — согласилась она и притихла.
Адам втянул в себя ее запах.
Он и сам ощущал тревогу и беспокойство, поэтому не совсем понимал, кого утешает больше, себя или Асю.
Слушая ее тихое дыхание, Адам думал о том, что завтра они с Леной подпишут все документы, все-таки юристы у Линара ушлые и умеют ускорять бюрократические шестеренки.
И Ева будет расти в этом доме. Год за годом. Пойдет в школу. Заведет друзей. Станет самой обычной девочкой, которая смеется и разговаривает. Наверное. Если у них с Асей получится.
И будет еще один ребенок, Адам сам настоял, и теперь надо хоть почитать в интернете, что это такое — младенцы.
Жизнь казалась простой и сложной одновременно. Менялась кардинально, радикально, навсегда.
Не будет теперь беспечных выходных, спонтанных отпусков, внезапных путешествий.
Дети и Ася.
И — вот же странное дело — не хотелось от этого увильнуть, сбежать, ощутить себя пойманным.
Адам терпеть не мог обязательств. Он даже девушкам своим никогда и ничего конкретного не обещал. А теперь вот по рукам и ногам, но беспокойство есть, а паники — нет.
Просто упрямое желание наполнить этот стеклянный, пафосный, бестолковым дом безопасностью. Чтобы ничего плохого с теми, кто здесь живет, не случалось.
— Да потому что у нас не было другого выхода! — вскричала вдруг Ася, сорвала его ладонь с глаз и села, запустив руки в волосы. — Что нам было делать? Прятать Еву от ее мамы, а ее маму — от Евы? Блин, я с ума сойду!
Адам молча снова притянул ее к себе.
Что тут скажешь?
Как будто у хоть у кого-то были правильные ответы!
Кажется, в эту ночь никто из них не заснул.
Лена была миниатюрной, хорошенькой блондинкой, с пухлыми губами, нарощенными ресницами, хищным маникюром и несколько броским макияжем.
Полная противоположность стильной и сдержанной Виктории.
У Адама были разносторонние вкусы.
Ковыряя ложкой в каше, Ася тихо наблюдала за Евой и ее мамой.
Девочка была лихорадочно-возбужденной, на ее щеках появился румянец, она беспокойно крутилась на месте, уже уронила хлеб и разлила сок.