— Плачут и цепляются за матерей только те дети, которых очень любят, — тихо ответил Адам. — Нелюбимые дети на такое не решаются.

— Ох, Адам, — и она обняла его.

Очертания сада выглядели непривычно.

Ночь была холодной, но под пушистым пледом, в обнимку, казалось теплой.

— У моей матери было две крайности, — Адам ненавидел тех, кто жалуется на родителей, но сейчас слова сами лились из его горла. — Она либо впадала в истеричную, всепоглощающую любовь, либо становилась холодной и равнодушной. Никогда заранее было не угадать, что на нее найдет. С возрастом я стал бояться ее любви больше, чем равнодушия. Это было похоже на удавку на шее. В восемнадцать я переехал сюда, и с тех пор наши отношения стали куда лучше.

— А мне даже рассказать нечего. Совершенно никаких детских травм. Даже обидно, — пожаловалась Ася.

— И все равно мы с вами оказались в одинаковом положении. Я — отец-одиночка, а вы — мать-одиночка. Что доказывает то, что детство не играет никакого значения во взрослой жизни. И это дает нам надежду на то, что Ева вырастет более-менее успешным человеком.

— Из нас двоих никто не успешен, — хмыкнула Ася. — Вы зарабатываете тем, что вешаете людям лапшу на уши, и живете в стеклянном доме, а у меня и вовсе нет никакого дома.

— А какой дом вы хотите?

— Мне все равно. Я и в своей крохотной коробчонке чувствовала себя отлично. Знаете, Адам, я всегда была уверена, что люблю жить одна. И представить себе не могла, что буду жить с другими людьми и даже спать в одной кровати. Но вы не мешаете.

Адам осторожно наклонил голову, чтобы посмотреть на ее лицо. Глаза Аси были закрыты, и легкая улыбка играла на ее губах. Умиротворенная, спокойная, честная.

— Я очень благодарен вам за то, что не мешаю вам в собственном доме, — произнес он мягко.

Ася беззвучно засмеялась, и движение ее губ, крупные зубы, незащищенное горло, мимические морщинки вокруг глаз, и волосы, которые так и лезли Адаму в рот и нос, — все это рождало некую двойственность. Абсолютное спокойствие и учащенное сердцебиение.

Одновременно.

Застыв в этом мгновении, Адам с какой-то обреченностью считывал свой пульс.

Трындец.

— Ну давай, обрушивай на меня свои громы и молнии, — приветствовала его Вика в понедельник.

— Доброе утро, — он сел на свое рабочее место и распахнул ноутбук.

Пусть хоть эта неделя пойдет по плану.

Ему нужно снова включиться во все процессы.

Нельзя прогуливать бесконечно.

— Как ты посмела распоряжаться моими деньгами, Вика. Кто дал тебе такое право. Это нарушение трудовых и личных отношений. Еще один такой поступок — и я тебя уволю, Вика, — старательно копируя его интонации, самостоятельно отчитала себя его помощница.

— Знаешь, за что я тебя ценю? — отозвался Адам, не отрывая взгляда от монитора.

— За мою работоспособность?

— За то, что ты всегда правильно расставляешь приоритеты. Удивительное качество.

Вика изумленно уставилась на него.

— Это значит, что ты похвалил меня?

— Ты молодец, — подтвердил Адам.

— Мне надо начать встречаться с Асей, — пробормотала она. — Вот у кого здесь вся власть. Но меня обогнал на поворотах программист Сережа, — вдруг развеселилась Вика. — Ты знаешь, что он ведет твою няню на свидание?

— Что? — Адам поднял голову. — Кто кого куда ведет?

— Ух ты. А вот и громы с молниями. Ты все-таки ужасный собственник. Ты не можешь привязать няню к своей дочери веревками. Она имеет право на личную жизнь.

— Что это за бред, Вика? — рявкнул Адам. — Что за идиот составлял этот бюджет? Почему, черт возьми, директологи и таргетологи никак не могут сбалансировать продвижение?

— А я за продвижение не отвечаю, — не дрогнула Вика. — Так что иди и кричи на кого-нибудь другого.

Потянувшись, Ася стянула с глаз повязку и зевнула.

Будильник еще раз тихо звякнул.

В последнее время она приноровилась дрыхнуть в машине, ожидая Еву с занятий танцами. Столь ранние подъемы всегда давались ей тяжело, а нынче и вовсе приходилось туго. Сонливость накатывала волнами.

Прав был Адам, его няне нужна своя няня.

Несколько раз похлопав себя по щекам, Ася проморгалась и вывалилась из машины.

Накрапывал мелкий дождик.

Осень подкрадывалась к городу.

Слабость кружила голову.

Черт.

Ася ухватилась за стену. Ей нельзя садиться в таком состоянии за руль.

Надо забрать Еву.

Кое как добравшись до раздевалки, она с облегчением рухнула на скамейку, машинально помогая девочке переодеться.

— Ты белая, — сказала Ева.