Я вышел на крыльцо, спустился по широким ступеням и машинально свернул в сторону порта. Жаждал убраться отсюда как можно скорее, зализать очередную рану, вернуть в душу так тщательно выстраиваемый покой, смирение без которого жизнь моя теперь невозможна. Наверное, благо, что вампиры сторонятся меня, легче сохранять невозмутимость, если ты один — не так больно.

Я прошёл несколько кварталов. Ещё переулок, и откроется общественный сад, почти пустой в этот поздний час. Можно посидеть в тени, успокаивая себя, перекусить нечаянным прохожим. Меня опять терзал голод — довели проклятые упыри!

Едва свернув в тесное пространство между глухими задними стенами домов, я понял, что зря не выбрал кружную дорогу до цели. Всё происходило уныло и банально, словно разыгрывалась сцена из тех романов, что стоят на полках моей библиотеки. Я глупо попался, потому что позволил себе бессильный гнев, недостойную растерянность вместо привычного расчётливого спокойствия.

Вампиры, преградившие мне дорогу, были сущими щенятами, немногим старше того меня, что навсегда потерял свободу. Это взрослые понимали, как опасен драконий гнев, а малышня думала, что весь мир обязан плясать на её клыках и сейчас собиралась заботливо проучить изгоя, посмевшего осквернять подошвами своих сапог их город.

То, что они не убивать пришли, а повалить на землю и сладострастно пинать ногами, я понял сразу. Даже толпой (четверо впереди, двое сзади) идя на кровопролитие, озаботились бы оружием, а так стояли и скалились с пустыми руками. Вполне вероятно, что и собралось их так много потому что желание унизить падшего дурило едва ли не все головы в нашей общине.

Я не успел справиться с предыдущим потрясением, а тут на меня рухнуло другое. Гаденькие улыбочки, предвкушение в масляно блестящих глазках. На что способны такие стаи, я прекрасно знал, и глухая ненависть опять поднялась со дна души. Желание убивать буквально сжигало, крючило пальцы. Я знал, что мне не простят этих свёрнутых в тихом переулке шей, но стало уже и всё равно как-то.

Легко выбросить накопленную силу, стереть ухмылки с наглых рож, превратить в кровавое месиво тела и головы! Мерзавцы заслужили! Они даже не поняли, насколько я превосхожу их мощью, ведь тот, на чьей шее ярмо, может быть лишь трусливой падалью. Как тянуло прикончить всех, бить, размазать по стенам вопящие от нестерпимой боли тела! Эти вампиры просили такую судьбу — они первые начали!

Я сдержался.

Чего это стоило, не знаю. Помнил лишь — зачем. Разве для того, я берёг себя все эти годы, столетия, чтобы глупо лишиться последней надежды на задворках Столицы? Нет.

Я попятился, словно в испуге, спровоцировал первый ленивый удар. Эти птенцы даже не пытались планировать нападение, пришли ведь не драться, а пинать покорного. Тем проще удастся их обмануть.

Я уклонился, а потом незаметно дёрнул вампира на себя и добавил ускорения его спине и затылку. Парень врезался в стену, едва не сбив с ног одного из своих. Теперь трое впереди, трое сзади. Используя замешательство вампиров, я шагнул ближе, парировал ещё один выпад, сделал подсечку, отправив врага в уличную грязь, а потом, метнувшись между оставшимися двумя бойцами, просто обратился в бегство. Я мог быстро оставить за спиной погоню, но не хотел выдавать накопленных сил, потому старательно метался в путанице улиц, зная, что рано или поздно озверевшие упыри потеряют меня и отвяжутся. Они пока держались, преследовали рыча, ругаясь, обещая такие мерзости, что по коже невольными волнами шла дрожь.

Я свернул в очередную улочку. Плохо зная город, уже давно перестал понимать, где нахожусь, да и не слишком об этом беспокоился. Сначала следовало сбить со следа вампирёнышей, а уже потом разбираться в тесноте домов и проездов.

Я приостановился, огляделся. Знал, что запаха за собой не оставляю, уж эту хитрость давно освоил. Попробовать спрятаться, посмотреть, как и на что они ориентируются? Вот ведь, опять нагоняют. Я уже развернулся, чтобы бежать дальше, когда рядом, чуть ли не за спиной приотворилась утопленная в каменную стену дверь и тихий голос позвал:

— Сюда! Иди сюда!

Из дома дохнуло человеческими ароматами, целый букет ударил в ноздри, я разобрался в них не умом, на это времени не было, а инстинктом давно живущего существа и принял незатейливое приглашение. Скользнув внутрь, бесшумно притворил дверь и припал к ней, слушая происходящее снаружи.

Вот наглецы совсем близко. Переговариваются, никого не стесняясь, злы, распалены, уверены, что сбежать от них мне помог счастливые случай, а не приличное знание древних единоборств и навыки взрослого существа. Я же презренное ничтожество!

Улыбка никак не натягивалась на губы, боль всё ещё ворочалась в груди. Хорошо, что накрыло меня в темноте, там, где никто не видит моего искажённого стыдом лица, невольных слёз, потускневших глаз. Придёт свет, и я снова стану невозмутимо-отстранённым. Давно всё потерявший безвольный раб. У меня осталась только одна ночь на то, чтобы поправить ауру и физиономию.

Сопляки пронеслись мимо, затерялись где-то в дальнем конце улицы. Я уже собрался прикинуть гостеприимный приют, когда тёплые пальцы коснулись руки.