Не успел я разобраться и с частью этих бед, как в трапезную вбежал Бениг, но в каком виде! Босиком, одет лишь в бриджи, да расстёгнутую на груди рубаху, волосы всклокочены и соломины в них торчат, словно он валялся где-то на сеновале. Несмотря на растрёпанный вид, вампир выглядел вполне довольным собой. Он улыбался, синие глаза сверкали. Подойдя к столу, он забрался в хозяйское кресло с ногами и потянулся к кувшину с молоком.

Дрент тут же оказался рядом, отобрал кувшин и сам налил белый напиток в стеклянный кубок. Суровый взгляд устремился на коленку вампира, вызывающе торчащую над краем стола. Я бы не выдержал молчаливого осуждения, он тоже сломался почти сразу, сел чинно, словно выглядел достаточно приличным чтобы возглавлять парадный обед.

Другие слуги не обращали никакого внимания на неподобающий вид господина, а просто подавали еду. Мне — кучу всякой всячины, ему — напитки.

Бениг держался так просто, что я вскоре набрался храбрости спросить:

— А откуда ты явился в таком виде?

— Из старого амбара, — ответил он, ни капли не смущаясь, и пояснил, заметив, как видно, мою растерянность. — Я там занимаюсь единоборством без оружия. Учусь.

— Что это?

— Система защиты и нападения, широко распространённая до Потери. Ну, я так предполагаю, потому что у меня есть учебник. Кое-что беру оттуда, но многое приходится додумывать на ходу. По книжке не всё бывает понятно.

— Это как кулачный бой?

— Не только. Там удары наносятся по-разному. Хочешь, тебя научу чему смогу и что успею?

— Конечно! — воскликнул я с неприличной поспешностью.

За столом следовало беседовать чинно, я смутился, но потом, решил, что раз хозяин не обращает внимания на условности, то и гостю допустимы поблажки.

Вампир охотно отвечал на вопросы, и на его тонкое подвижное лицо очень приятно было смотреть. Никогда не видел таких искренних, скорее весёлых, чем грустных гримас. Тянуло добраться до дна его сути, но быстрая мимика, как зыбь на водной глади мешала разглядеть глубину. Наивно было полагать, что он позволит едва знакомому человеку заглянуть прямо в душу. Я время от времени напоминал себе, что Бениг много старше и опытнее любого живущего сейчас смертного, потому что так-то он иногда выглядел моложе меня, особенно когда смеялся, показывая маленькие совсем не страшные клыки.

После обеда мы переместились в гостиную, где у горящего камина уютно расположились два кресла, а между ними столик с чаем и сластями. За окном разгулялась непогода, отчего сидеть у огня было особенно уютно. Съесть я уже ничего не мог, выпить тоже, потому просто наслаждался сытостью и покоем, то любуясь изгибами пламени, то разглядывая босые ступни вампира. Они выглядели совершенно чистыми, то ли в замке так хорошо убирали, то ли вампиры не пачкаются, потому ворчливое: «Обивка!» — всё же произнесённое Дрентом, казалось чистой придиркой, когда Бениг опять забрался в кресло с ногами.

— Да-да, — ответил он добродетельно, после чего одну ногу спустил на пол, а другую оставил на прежнем месте, как бы намекая, что готов отдаваться на волю чужой тирании, но только до известного предела.

Эта забавная сценка неожиданно напомнила о заботе, которая теперь была у нас общей. Я попытался учесть всё, что вампир говорил о нашем хозяине, но рассказывал он мало. Пожалуй, следовало разобраться подробнее.

— Бениг, а почему ящерка? Почему ты называешь так дракона?

Я испугался, что он рассердится, поскольку вопрос выглядел и личным, и дерзким одновременно, но кажется, вампир не умел гневаться вовсе. Посмотрел на огонь, на меня и сам поинтересовался:

— Ты видел когда-нибудь драконов, охотник?

— Нет, то есть, да. Там в пещере. Это ведь он был, Аелия?

— Верно, только туда он явился человеком, а это несколько иное существо, чем дракон в подлинной ипостаси. Легко обмануться, когда видишь подобного себе индивидуума, сразу тянет свести его привычки и побуждения к обыденным.

— Да, я понимаю. Ты ведь тоже внешне не отличаешься от людей, но в тебе всегда присутствует то, скрытое.

Он не обиделся, напротив, кивнул с довольным видом, словно ему приятно было моё стремление ясно представить положение дел. Видимо, сейчас он не пытался очаровать, как поступил тогда в пещере, играл со мной честную партию, и от этого на душе становилось тепло как от здешнего подогретого вина с мёдом — в животе.

— Аелия пугающий на самом деле, — сказал Бениг. — Я его боюсь, а страх это плохо. Его надо тщательно прятать, если не умеешь избавиться насовсем. Чтобы преодолеть неразумные эмоции, я мысленно называю его ящеркой, то есть делаю маленьким и смешным.

— Понятно, и это помогает?

— Разве вы, охотники, не с той же целью кличете нас упыриками и кровососами? Мы, вообще-то, великие вампиры.

Я рассмеялся, принимая эту общность бытия.

— Нам объясняют, что вампиры трупная нежить, мерзкие существа, которые отвратительны всему живому и уничтожение их — благое и праведное дело. Я не слишком откровенен?

Он качнул головой.

— Нет. В принципе, бывают и такие. Обычно именно до них и добираются воины Ордена, но это лишь часть правды. Есть и другая, только о ней не говорят с простыми стрелками. Именно потому погиб ваш отряд.

Он спокойно затронул эту тему, и я решил, что тоже не должен прятаться от неё. Теперь, когда кровь остыла, я понимал, насколько неоднозначна по-новому представшая забота. Во мне всё явственнее пробуждалось убеждение, что всякий так или иначе живущий имеет право на самозащиту. Я не мог видеть в Бениге врага и не только потому, что он пощадил меня и вытащил из неприятностей. Я не ощущал в нём того тёмного и отвратительного, что прежде было неотделимо для меня от понятия вампир.