Отвесить глубокий уважительный поклон, когда и так уже стоишь на коленях, оказалось непросто. Очень непросто. Катерина не рассчитала и с размаху стукнулась лбом об пол. Оглядеться она не посмела, но домовым, кажется, это вступление понравилось.

— Я вела себя недостойно, и Соседушко меня наказал, — громко, отчетливо сказала Катерина, не поднимая глаз.

— Все вы такие, — проворчал один из домовых у нее за спиной и больно дернул девушку за волосы. — Разучились нас уважать!

— Забыли нас!

— Бросили!

— Забыли…

— Бросили…

— Наказать вас за это!

— Наказать!.. наказать…

— Неправда! Хозяйка хорошая! И если бы Сам был здесь, он бы меня поддержал! — раздался рядом с Катериной голос унитазного монстра.

Войди случайный гость в десятый коттедж — не обнаружил бы ничего необычного, кроме, разве что, телевизора, который забывчивые хозяева оставили работать в пустой комнате.

Окажись там прохожий, способный видеть Соседей, — нарвался бы на целую компанию домовых, которые смотрели по телевизору новости.

А попробовал бы этот пресловутый прохожий глянуть на домовых искоса — бежал бы прочь, и, возможно, звал мамочку.

Сказать, что домовые были расстроены — не сказать ничего. Но еще больше — рассержены. Не на людей — на собственную беспомощность.

— Старый знакомый, а? — Чур мрачно кивнул на детский рисунок в руках Сама.

— Да уж… — побормотал Сам, не замечая, что комкает и рвет ни в чем не повинную картинку. — Доводилось встречаться с этой… тварью.

— Тсс! Тише! — одернула них Ненила. — Прибавьте звук!

…ый час попыток проникнуть в здание бизнес-центра, абсолютно необъяснимым образом отрезанного от внешнего мира. Родные и близкие, собравшиеся у здания, взволнованы, теряют терпение и ведут себя неадекватно. Только что рыдающая девушка бросилась на шею сотруднику ОМОНа, умоляя спаси ее маму. Тем временем другая женщина прорвалась через оцепление и с криком "Банзай!" метнула в окно второго этажа полиэтиленовый пакет. В пакете, по всей видимости, находилось мыло — некоторое время на стекле была видна радужная пленка. Ответ на требование полиции — объяснить свои действия — оказался под стать эскападе. "Там моя невестка!" — заявила женщина, после чего без возражений позволила себя увести.

— Что такое "банзай"? — недоуменно спросила Марфа.

— Какая разница? — отмахнулась Ненила. — Главное — им удалось!

— Еще нет, — подал голос домовой в бархатном кафтане, до того молча сидевший в уголке. — Люди-то пока не вышли.

— Не каркай! — прикрикнул на него Сам. — Хлюпу случается оправдывать свое имя, но я в него верю!

Домовые столпились вокруг Катерины и ее монстра тесным кругом. Она машинально сгребла Хлюпа в охапку, прижала к себе, и, как ни странно, почувствовала себя чуточку смелее.

— Ты кто таков?! — гаркнул домовой, один вид бороды которого заставил бы сказочного Черномора удавиться на собственной от зависти. Катерина невольно задумалась, как такое древнее существо может содержать волосы в идеальном порядке без "Пантина" и прочих современных средств. Магия, не иначе.

— Я? — унитазник задумчиво почесал голову щупальцем. — Я — этот, как его… Банник, вот! — гордо заявил Хлюп, припомнив давний разговор с Самом о разделении обязанностей в доме.

— Ты? — презрительно выплюнул бородач. — Ты веник-то хоть раз видал?

— Он вяжет прекрасные веники! — встряла Катерина, прежде чем Хлюп успел открыть рот и все испортить. — Я, можно сказать, не успеваю сажать березы, так быстро он с ними разделывается.

— Да! — подтвердил унитазник, замолк и удивленно покосился на хозяйку:

— А что, ты опять посадила березу? — растерянно уточнил он. — Прости, я ее не заметил.

— Даже если это не ложь, его слово против нашего ничего не стоит! — обвиняюще прогремел домовой. Вы, люди, — ткнул он пальцем в Катерину, так что она невольно отшатнулась. — строите дурные дома. Но даже в хороших домах нам нет места — вы не помните Правила!

Последнее слово бородатый домовой ухитрился произнести с большой буквы.

"Вот оно. Дождалась. Знала, что эти проклятущие правила, о которых постоянно талдычит Сам, однажды вылезут боком, но чтобы в ТАКОМ масштабе…"

Катерина медленно посчитала до пяти, стараясь выровнять дыхание: не хватало еще, чтобы пропал голос или началась икота от страха — сейчас, когда ей фактически предстоит выступить собственным адвокатом. Труднее всего оказалось подняться на ноги — и не только потому что они затекли. Но иначе было просто невозможно, ведь, как известно, сидящий трагик — не трагик, а комик.