Нотта подошла к нему и наклонилась. Проворковала что-то очень тихо, почти неслышно и совершенно неразборчиво, словно на птичьем языке.

Когда она распрямилась, то держала на руках ребёнка – маленького, замотанного в какие-то лохмотья.

Сандр и Ренн ничего не поняли, а Айбин напрягся вглядываясь в темноту. По телу прошла дрожь, воздух, казалось, зазвенел на сотни голосов.

Нахлынуло всё и сразу, перед глазами прошли рваные картинки прошлой жизни. Полуденное солнце. Счастливые лица. Смех матери. Голос отца.

– Он красивый, правда? – вбивались в мозг далёкие-далёкие слова тех, кого уже нет на этом свете.

– Самый лучший. Уникальный. Не такой, как все! – уверенный ответ. Интонации, не допускающие сомнения и колебания.

Вынырнув из видения, Айбин тряхнул лохматой головой, чтобы сбросить осколки воспоминаний. Картинки не хотели сдаваться, но всё же таяли искрами в напоенной тишиной тьме.

Сандр и Ренн стояли тихо, ждали, когда смогут отправиться назад. Кровочмак приблизился к Нотте. Так, как умел только он: молниеносно.

Девушка вздрогнула и прижала ребёнка к груди в защитном жесте. Затравленно смотрела в его глаза, что светились в темноте.

– Покажи руки! – приказал он властно. Не заигрывая, не добавляя мягкости, не пытаясь смягчить ментальный удар.

Нотта судорожно втянула воздух, медленно присела и осторожно положила ребёнка на пол. А затем, не отрывая заворожённого взгляда от кровочмака, как во сне, протянула к нему руки.

Мягкие паучьи лапки пробежались по запястьям, беззастенчиво задрали рукава и ощупали руки снизу вверх вплоть до плеч.

– Как давно ты его кормишь? – спросил вкрадчиво и сжал руки в кольце цепких пальцев.

Нотта рвано выдохнула. Её лицо белым пятном расплывалось в тёмноте.

– Недолго. Несколько месяцев.

Хрупкий, ломкий голос испуганной, страдающей девочки дико звучал в пустой комнате, отражался от стен и призрачно зависал под потолком.

– Глупая гусильда! – резко полоснул Айбин, злясь не понятно на кого.

– Что происходит? – тревожно спросил Ренн и сделал шаг вперёд.

Кровочмак отпустил Нотту, и та упала, отшатнувшись. Падая, пыталась прикрыть собою ребёнка, но измученное тело предало хозяйку – обмякло, и Нотта, завалившись на бок, наконец-то нырнула в благословенное забытьё.

Айбин поднял руку в предупреждающем жесте. Ренн замер, не доходя. Сандр продолжал стоять, выжидая, чем всё закончится. Хороший стакер, крепкие нервы. Молодец.

Он наклонился над свёртком, что неподвижно лежал на полу, взял его в руки и осторожно, слой за слоем, развернул тряпки.

Темнота дрогнула и радужно засветилась. Ренн удивлённо вскрикнул. Сандр хмыкнул. Айбин замер, не в состоянии оторвать горящего взгляда от малыша.

– Кровочмак первородный, – сказал тихо, словно сам себе.

– Она родила ребёнка от одного из вас? – поинтересовался Ренн. В голосе пробивалось любопытство.

Айбин обернулся и пристально посмотрел на мужчин, что стояли неподалёку.

– Я сказал: первородный и не стал уточнять, по какому из родителей.

– И что это значит? – Ренн сегодня явно выказывал нетерпение, что на него не походило.

– Это значит, что его родители – отец и мать – кровочмаки, – пояснил Сандр и, шагнув вперёд, склонился над Ноттой, что лежала в глубоком обмороке.

Ренн

– Этого не может быть! – слишком большое потрясенье, чтобы промолчать. В последнее время цепь событий насыщенным вихрем ломала привычный мир и устойчивые правила.

Ренн почувствовал, как вырывается из него ветер, и сжал кулаки, усмиряя стихию, но холодный поток всё же промчался по комнате и пошевелил разноцветные тряпки в руках Айбина.

Ребёнок, лежавший до этого тихо, как кукла, пошевелился. По стенам всполохами затанцевали радужные блики.

– Он тоже сорванный? – спросил, отчего-то волнуясь, и сделал шажок к Айбину.

– Нет. Незапечатанный. И никогда не был.

– Почему тогда не срабатывают магические ловушки?

– Потому что ещё мал, наверное, практически без развитой силы. И потом, ловушки настроены на тех, у кого есть или была печать. А у малыша её не было никогда.

Ренн жадно вглядывался в пелёнки. Тонкое личико. Правильные черты лица – идеальные линии. Тёмные густые волосы завиваются локонами у шеи, падают крупными кольцами на гладкий лоб. Глаза у ребёнка закрыты, не понять, какие, но ресницы великолепны – два пушистых полукруга. Прямой носик с аккуратными ноздрями, красивые губы с ямочками в уголках рта. Кожа переливается перламутром и светится в темноте. Это от неё пляшет по стенам радуга.