Ему вдруг стало стыдно: жить на Зеоссе и ничего, ровным счётом ничего не знать о тех, кто живёт рядом. Живые или нет, люди или нелюди – когда-то они были древними расами. Намного старше человека. А теперь каждый из них влачит жалкое существование, потерял часть силы и дара. Униженные, ставшие рабами. Их ли в том вина?

Айбин встрепенулся и посмотрел Геллану в глаза. Услышал или догадался. Главное – понял. Кровочмак не ухмылялся, как прежде, не дёргался глумливо. Из-под шерсти трудно увидеть эмоции, но Геллан отчётливо почувствовал, как прошла судорога горечи не только по лицу, а и по всему телу Айбингумилергерза.

– Кровочмаки на Зеоссе, Дара, – начал свой рассказ Айбин, обращаясь только к Небесной, но к его негромкому голосу прислушивались все, кто находился сейчас на заднем дворе: Сандр и Ренн, Раграсс и сам Геллан, – вот уже больше шестисот лет не умеют обращаться. Только низшая ипостась, та, которую ты видишь сейчас.

Я не уверен, что, даже лишившись печати, все смогут обрести былую силу. Многие, я думаю, так и останутся жалкими волосатыми уродцами. Сотни лет не проходят бесследно. Дело не в утраченной или застывшей силе, а в изменении сознания. Вот здесь, – Айбин постучал пальцем по лохматой голове, – главная проблема.

Мы потихоньку вымираем. Да, нам достался почти безразмерный срок. Не живые и не мёртвые. С высокой способностью к регенерации. Не чувствуем ни холода, ни жары. Не боимся утонуть или разбиться, напороться на стило. Но есть ли в этом смысл – не жить, а влачить существование?

Кто-то не выдерживает и срывается. А, сорвавшись, пьют кровь, чтобы умереть. Или делают другие глупости, чтобы уйти на Небесный тракт.

Мы – потомки драконов, прямые, с уникальными способностями, их лучшая версия, небывалый эксперимент и гордость. Первые, кого сотворили драконы на Зеоссе. Огромный, небывалый по мощи род.

Так получилось – наши предки вымерли в одночасье, все до единого. И тогда прародитель дракон, объятый яростью и болью от потери, решил нас воскресить. Ему удалось сделать это. Дерзкий вызов природе. Но мы больше никогда не стали прежними – застряли между жизнью и смертью. Не смогли жить, как прежде. Но взамен получили в довесок иную силу и разные способности.

Кровочмаки не всегда пили кровь, Дара. Много позже, гораздо позже. Кровь для нас не еда, а чистая энергия. Как сладкое, к примеру, или эмоции, энергия солнца или стихий. Но природа, хоть и в состоянии дать много, не так живительна.

Живые существа мощнее. Животные дают кровь. Человек способен утолить жажду кровочмака энергетическими каналами. Сильная боль, ненависть, любовь, радость, триумф, удивление, испуг, смех – всё это даёт нам подпитку и способно продлить жизнь. Или существование – называй, как хочешь.

Геллан вдруг понял, что не только Дара слушает, открыв рот. Все замерли, прислушиваясь к тихому голосу Айбина. Кровочмак продолжал сидеть неподвижно, уставившись куда-то поверх Дариной головы. Слова лились нескончаемым потоком, журчали, как тихий обмелевший ручей. В воздухе витали горечь и боль – осязаемые, тяжёлые, болезненные, как шипы. Айбин шевелил пальцами, перебирая шерсть, и продолжал:

– Сейчас об этом никто не помнит. Забыли. Сами кровочмаки вряд ли помнят те времена, когда восполняли силы не только кровью. Маги, загнав нас в низшую, экономную ипостась, позволяющую разумно использовать энергию и долго не подпитываться, не дали выбора. Только кровь – самый мощный источник. И басни, что кровочмаки – ненасытные существа, испытывающие постоянную жажду, готовые сожрать кого угодно. В этот бред теперь верят и сами кровочмаки.

Сегодня я вспомнил и ощутил вкус другой энергии. Сладкий пончик, купленный Ренном. Ничуть не хуже крови. И небо не разверзлось. И ни одна ловушка не сработала. И пончик я принял из других рук. Не из твоих, Дара.

Дара глухо вскрикнула.

– Ты же мог погибнуть!

Айбин неловко покрутил головой, словно у него затекла шея.

– Я… кажется, плохо соображал тогда. И Ренн почувствовал, что я хочу. Сам пошёл и купил. Я принял, не подумав. Ренн ведь тоже некоторым образом связан со мной после фальшивой печати.

До войны маги и кровочмаки дружили. Мы становились братьями по духу, как две половинки целого. Это позже война вплела нити ненависти, а созданные магами печати навсегда убили всё хорошее, что было между нами. Но «навсегда» слишком сильное слово, как мне кажется. Никогда не бывает навсегда, если не всё ещё потеряно.

Геллан вдруг ощутил грань доверия. Пульс откровения, что сейчас бился в ночи неровными толчками обнажённого кровочмаковского сердца. Очень тихо вокруг, до звона в ушах.

Он видел, как дёрнулась Дара в порыве обнять Айбина, но остановилась, понимая, что кровочмак не готов к жалости. Рядом вздохнул Йалис. Мшист не спал, хоть и делал вид. Раграсс стоял изваянием неподалёку, и билась в его лице горечь, созвучная Айбиновской.

Ночь стирала грани, прятала углы, обнажала скрытые нервы, объединяла и делала ближе. На шаг, на миг, на вечность. Разные и непохожие, они сейчас куда больше понимали друг друга, чем раньше.