Шрифт:
– Можно подумать эмоциональное мышление нельзя использовать при создании формул.
– Нет, потому что тут больше субъективного влияния. То есть очень много зависит от личности пишущего, от его настроения. А поскольку чужая душа потемки, то есть шанс, что написанное не поймут потомки.
– Значит у всех врачей женская логика, потому что они сами не понимают, чего пишут, - буркнула девочка, отхлебывая кофе. Ее ресницы резко распахнулись, и она закашлялась, - он же горький!
– С горчинкой, это сорт с робустой. Чего это ты завела разговор о логиках?
– Потому что вот вы рассказывали о системах безопасности и как их вскрывали. Но ведь по-женски если их запрограммировать, то тогда фиг вскроешь.
– Это ты верно заметила, если доверить сие женщине, то потом фиг вскроешь, - усмехнулся Крыс, - да вот беда, уволится этакий программист или еще чего, а у тебя рухнет система или надо что-нибудь исправить или дополнить. Все, приехали, финита ля комедия. (финита ля комедия)
– И даже вы не смогли бы?
– Нет, ну я может бы и смог, и есть в России еще парочка спецов. Но это было бы слишком дорого.
Она еще отпила кофе и передернула плечами:
– Гадость какая. Учитель, сознайтесь честно, не смогли бы.
– Ребенок, мне такой фигни еще не попадалось.
– Во-от, - она взмахнула руками, едва не задев его по носу, - потому что мужской шовинизм в программировании процветает.
– Стоп, Ребенок. Посиди здесь.
Крыс ушел в спальню, где последнее время жила девочка, и внимательно осмотрелся. Гламурный контрабандный журнал валялся на полу. Так и есть, одна из статей как раз о женской горькой доле. Хакер вместе с печатной белибердой вернулся на кухню и вовремя. Ребенок пытался налить вторую чашку кофе.
– Э, дорогуша, тебе хватит, - перехватил он ее руку, - сядь обратно. С каких пор ты читаешь эту розовую ерунду?
– Прикольное чтиво, мне нравится. Но ведь это так и есть, я про программирование. Вы лично много женщин программистов или хакеров знаете?
– Ребенок, это лишь обусловлено особенностями профессии. Она не сугубо мужская или женская, просто мужчинам легче.
– А я все равно напишу такую программку, которую вы не сможете взломать, - она покачала перед его носом кулачком.
Он поймал ее руку, заметив, что от прикосновения девушка напряженно замерла:
– Детка, в тот самый день, когда это произойдет, я признаюсь, что ты лучшая. А теперь, раз ты рано встала, поехали на великах кататься. Беги, собирайся.
– Нет, Учитель, так не пойдет, - она хитро прищурилась, незаметно высвобождая свою руку, - клянитесь, что если я смогу создать программку, которые вы не взломаете, то вы, скажем, прокричите кукареку десять раз на улице.
– А если взломаю?
– Ну тогда я.
– Нет, моя хорошая, не пойдет. Разные сумасбродства для тебя - это норма. Если я взломаю, тогда стану крестным отцом твоего ребенка, договорились?
– Зачем вам это?
– удивилась она.
– Ты против?
Она задумалась и тихонько спросила:
– А вы крещеный?
– Да.
Девочка встала и отошла к окну. Когда она заговорила, ее голос звучал приглушенно:
– Это вы хорошо придумали, Учитель. Наверно такое условие действительно поможет. Хорошо, я согласна.
– Ты о чем сейчас?
– насторожился он.
– О том, с чего началась наша совместная жизнь, если можно так сказать, - ехидно заметила она, хотя в глазах блеснули слезы.
Крыс подошел и обнял:
– Глупый Ребенок, прости. Все образуется. Ну что спорим? По рукам?
– По рукам, - шмыгнула она носом и улыбнулась, - я сейчас быстро соберусь, а куда на великах поедем?
Крыс собрался ответить, но его прервал входящий на мобильный.
– Через час я жду вас на Чистых прудах, - голос Соловьева был усталый и глухой, - собери Алинкины вещи, я забираю ее.
– Володь, чего случилось?
– Я жду.
Ветер и солнце, сухо и тепло. Прекрасная погода никак не вязалась с хмурым Соловьевым, нервно вышагивающим вокруг машины. Он заметил их, пока они парковались и теперь нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по крыше авто.
– Папа, - радостно выскочила девушка и повисла на шее у отца.
– Дочка, - голос особиста дрогнул, и подошедший с вещами Крыс заметил воспаленные глазами мужчины.
– Па-ап, ты чего?
– удивился Ребенок.