– Дед умер сегодня ночью, - тихо сказал он.

Крыс замер. Он лишь следил , как отец усадил растерянную дочь на переднее сидение и вернулся к нему. Хакер молча протянул сумки девочки.

– Серег, прости, но...

– Он был моим Учителем, - даже не сказал, просипел Крыс, развернулся и ушел.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

В понедельник Крыс стоял на центральном входе в институт напротив фотографии Кейтеринского Юрия Викторовича с траурной лентой. Небольшой некролог, несколько печальных гвоздик. Студенты при виде мрачного преподавателя тормозили и обходили его по огромной дуге. Часть лекций отменили, коллеги уехали на похороны. Крыс не смог. Из-за Ребенка, из-за Елизаветы Валерьевны, из-за себя. Он словно чувствовал толику и своей вины в произошедшем. Вот так, испугался. Он появился утром как обычно, точно к первой лекции. Вадим выловил его, пытался что-то говорить, но Крыс не слышал. Затем он столкнулся с ректором. Игорь Борисович лишь похлопал преподавателя по плечу ободряюще и ушел. Старшее поколение, старожилы института помнили, как долговязого худущего четверокурсника привел академик Кейтеринский и поставил перед фактом, что лекции первого курса будет читать Кленовичев. Деканы и ректорат возмутились, но после первой же открытой лекции быстро оформили парня на полставки. А первого своего дипломника Крыс выпустил на первом годе аспирантуры и опять же с подачи Юрия Викторовича, который после триумфальной защиты ушел на покой. Молодого преподавателя уважали, несмотря на вредный характер и циничные высказывания. Знания, феноменальные мозги и прирожденный дар к преподаванию с лихвой перекрывали мелкие недостатки характера дерзкого аспиранта, не признающим никакого авторитета, только Кейтеринский.

Крыс мотнул головой. Студенты вздрогнули и еще дальше отпрыгнули от вновь застывшего преподавателя. Он отослал Вадима на похороны, сам не поехал. Вадим понял и попросил его дождаться. Крыс же отправился читать лекции. Зашел в аудиторию, осмотрел сотни глаз, он даже настроил слайд шоу. Открыл рот и... Махнул рукой. Студенты зароптали, не понимая что происходит.

– Свободны, можете идти домой, - едва слышно сказал он, и его услышали, потому что стоило открыть рот, все замолчали. Крыс смотрел в ноутбук, но тишина продолжала висеть.

– Ну же, я непонятно сказал?
– рыкнул он, поднимая голову. Аудитория была пуста. Студенты предпочли тихо раствориться, боясь его потревожить. Крыс вздохнул. Выходные прошли в тумане. Он помнил как звонил и Марише со словами соболезнования, как путано пытался объяснить Володьке, почему не придет на похороны и насчет завещания. Соловьев выслушал поток бессознательного бреда и спросил:

– Мне приехать?

– Нет, я в порядке.

– Звони.

А может он и приехал бы. Ради нее, но Алинка не брала трубку. На десятый вызов трубку поднял вездесущий Соловьев:

– Серег, ложись спать. Алинка наревелась и спит.

– Я нужен?

– Ты определись, Кленовичев, - взорвался Соловьев, - я не могу запретить тебе проводить наставника.

– Нет, потом. Ненавижу лицемерие. Я только из-за нее. Переживаю.

– Справимся. Держись. И звони.

В кармане зажужжал мобильник. Крыс, не глядя, скинул вызов. И снова телефон ожил. Крыс разозлился и совсем отключил телефон. Наставник с мягкой усмешкой смотрел с фотографии. В легкой интеллигентной иронии был весь Кейтеринский. На плечо легла чья-то рука. Крыс дернул плечом, пытаясь освободиться.

– Пошли, Палыч, ты своим видом всех распугал, - Вадим Вадимыч настойчиво потянул преподавателя в сторону факультета, - не хватало еще ректора перепугать несанкционированной статуей. Они ж с Кейтеринским однокурсники. Мда, жизнь.

Крыс разрешил себя увести. Уже в кабинете декан достал водки и налил по стопарику.

– Помянем великого человека?

Хакер молча опрокинул в себя стакан, не поморщившись.

– Не ожидал, что ты сдашь так, Палыч. Может тебе недельку отлежаться? Ребята как всегда заменят.

Крыс мотнул головой.

– Палыч, да на тебе лица нет. Лекцию же отменил? Я прав?

– Извини, не смог.

– Забей. Я все понимаю. И понимаю, почему не поехал. Даже спасибо тебе за это. Там черти из РАНа понаехали, плеваться хотелось. Ты бы и плюнул. А там внучка его, испуганная девчонка, наверно еще больше перепугали. Да и Елизавета Валерьевна тоже плоха.

– Где похоронили?

– На Новодевичьем. Вот, держи.

Он протянул листок со схемой и номером участка.

– Вадимыч, я наверно...
– Крыс забрал стопарики, бутылку водки сунул в карман куртки, внимательно изучил схему.

– За руль только не садись. И телефон включи. Я проконтролирую тебя.

– Хорошо, я на метро. Охране скажи про мой автомобиль.

До кладбища он добрался быстро. Найти свежую могилу, не составило труда. Крыс достал стаканы, разлил водки. Одну стопку он поставил у портрета, второй отсалютовал наставнику:

– Юрий Викторович, простите, не смог. Я присмотрю за ней. Обещаю.

Начинал накрапывать дождь, а Крыс молча сидел рядом с могилой и смотрел на полную рюмку наставника. Как и в институте, никто не рискнул к нему подойти - ни персонал, ни попрошайки. Поэтому когда через два часа его тронули за плечо, он лишь вскинул голову. Опять Вадим.

– Что?

– В моем кабинете сидят близнецы.

– Мне какое дело?

– Ивашинина Алексея арестовали.

Вадим был с водителем, до вечерних пробок было далеко, поэтому до института долетели быстро. Еще в пути Крыс позвонил сестре и успокоил как мог, обещая, что разберется в недоразумении.