Несмотря на получение, выхлопотоного мною, вооружения и вещевого довольствия нам еще многого не хватало. Пришлось вплотную браться за инвентаризацию того, что досталось трофеем от немецких парашютистов под Борисовом. Большинство транспортных контейнеров до сих пор остались не распакованными по простой причине – в них не было продуктов, а оружием ни кто особо и не интересовался. Моему «комендантскому отделению» хватало и своего, а курсантов к тюкам ни кто бы, ни подпустил. Немецкие парашюты, по назначению мы использовать не могли из-за их конструкции, зато качество материала, заметно превосходящее наше, стало отличным обменным фондом. Старшина, понимая ценность, им не разбрасывался, хотя связистки так и вились вокруг него, выпрашивая шелк хотя бы на головной платок.

– Ну что старшина, – отловил я Петровича, – пойдем, посмотрим, что мы нахомячили.

– И то верно, – обрадовался он возможности заняться любимым делом всех хозяйственных военных по перетряхиванию имущества, особенно чужого, – негоже вещам без дела лежать. Я только пару бойцов в помощь возьму.

– Хорошо. Я тебя возле прицепа жду.

Основная часть всего нашего барахла, включая трофеи, хранилась в прицепе, вывезенном с аэродрома под Минском, еще в первые дни войны. Все дефицитные запчасти, резина и прочее, включая обмундирование и парашюты, кроме немецких, растащили почти сразу после нашего выхода к штабу ВВС еще два месяца назад. Продовольствие, большая часть захваченного вооружения и боеприпасов ушли на оснащение групп, посылаемых во вражеский тыл. Предстояло узнать, что же у нас осталось. Ни чего сверхъестественного я не ждал. Контейнеры были стандартные: длина полтора метра, высота и ширина по 40 сантиметров. По инструкции, масса упакованного контейнера не должна превышать 120 килограмм, что бы его могли уверенно нести четыре десантника. Для удобства переноски имелось несколько брезентовых ручек, а при наличии нормальной дороги его можно было катить на двух обрезиненных колесиках, удерживая за металлическую Т-образную откидную ручку. Почти как у современных чемоданов. Что бы контейнер не развалился от удара о землю, он имел ребра жесткости, а на торцевой стенке, противоположной креплению строп парашюта, металлическую сминаемую амортизационную систему в виде тонкостенной гофрированной трубы. И по внешнему виду напоминал авиабомбу.

По утвержденным нормативам, которые нам доводились на занятиях в академии, на десантный взвод (командир, два зама и 40 бойцов) полагалось 14 контейнеров, в которых сбрасывалось все основное вооружение (заряженные винтовки, легкие или станковые пулеметы), боеприпасы, взрывчатка и медикаменты. При себе солдаты, предназначенные для выброски на парашютах, имели только личное оружие, как правило, пистолет «Парабеллум», 180 патронов к нему, 2 ручные гранаты, подсумки с винтовочными патронами и нож. Командир, его замы и начальники 3-х отделений, получали автоматическое оружие.

Это было связано с техникой прыжка на немецком парашюте. При разработке данного средства десантирования за основу была принята итальянская модель «Сальваторе», в которой стренги парашюта сходились в одной точке и от нее V-образной тесьмой крепились к поясу на талии парашютиста двумя полукольцами. Стропы такого парашюта собирались в пучок не над плечами, как у всех нормальных людей, а на спине. Неприятным следствием такой конструкции являлось то, что парашютист повисал на стропах в нелепом наклонном положении лицом к земле. Поэтому немецкие десантники выпрыгивали из самолета «рыбкой», то есть вниз головой и только после раскрытия парашюта поворачивались в положение вниз ногами. Понятно, что при таком прыжке много на себя не навесишь, иначе запросто сломаешь позвоночник. Единственным плюсом такого десантирования, была возможность прыгать с очень низких высот всего в сотню метров. Но даже при такой высоте разброс грузовых контейнеров получался приличным, и если десанту предстояло сразу вступить в бой, то против дальнобойных винтовок они становились бессильны.

Наши парашюты и техника десантирования позволяли не только прыгать полностью экипированными, но и брать дополнительную нагрузку. Часто грузовой мешок привязывался к поясу или ноге на длинном фале, что кроме прочего помогало при посадке быстрее погасить купол. А для отдельно сбрасываемых контейнеров, наши инженеры еще в середине тридцатых годов, после долгих мучений, умудрились сделать купола из марли на вес от 30 до 160 килограмм. По размерам они были больше, зато стоили очень дешево, правда и были одноразовыми.

– Вот криворукий. Куда же ты брезент-то тянешь? – возмущался старшина на приведенных помощников. – Шнур сначала ослабь, а потом уже вверх поднимай. Откуда вас таких бестолковых понабрали только.

Бойцы понимали, что старшина ругается для порядка, и внимание на его ворчание особенно не обращали, споро освобождая кузов от закрепленного сверху тента. Затем под его же руководством расстелили брезент рядом и стали выгружать через высокий борт различное имущество. Я специально подобрал время, когда в лагере было меньше всего народа, но зевак все равно собралось достаточно. Тут и наряд и разные больные-хромые, и просто ошивающиеся без дела. Оказалось, что даже при плотном расписании и строгой дисциплине находятся «сачки» отлынивающие от занятий. Пришлось их разогнать, сделав в памяти зарубочку разобраться с ними после.

Как и ожидалось, в контейнерах был стандарт – карабины (вопреки распространенному мнению о поголовном вооружении МП), патроны, гранаты, немного взрывчатки и два пулемета. В самом большом, помеченном красным крестом – лекарства и перевязочные материалы. Зато личные вещи и груз команды, встречавшей десант, порадовали. Оружие и все, что было на телах, после боя, мы собрали, включая одежду, но ящики и мешки в двух машинах со стоянки диверсантов, подавших сигнал на выброску десанта, осмотрели только поверхностно. А подготовлены они оказались достаточно серьезно. Много взрывчатки, детонаторов и сопутствующего саперного имущества, но больше всего я лично порадовался еще двум образцам так понравившегося мне ручного гранатомета и большому количеству боеприпасов к нему. Теперь будет, что показать на испытательном полигоне, посетить который я собирался в ближайшее время. После боев под Красногвардейском, как я не старался, у меня не осталось ни одного подобного боеприпаса. Экономить во время ожесточенных боев не получилось. Остались только стержни метательного заряда, которые крепились к кумулятивным или обычным гранатам перед выстрелом. Объяснять же на пальцах всегда сложнее, чем показать готовое изделие.

Как я раньше отмечал, Штурмпистоль от обычной ракетницы отличался только усиленным корпусом, весь смысл был в боеприпасах. Это как с немцами получилось, точнее, получится в скором будущем. Что бы разгадать причину ужасающей противника эффективности «Катюши», по прямому распоряжению Гитлера, силами его любимчика Отто Скорцени, была проведена операция по захвату пусковой установки. Каково же было удивление германских ученых, получив, в конце концов, обычный грузовик с направляющими в виде рельсов и никакого страшного секрета. Потому, что сами реактивные мины им не достались или не догадались взять вместе с машиной, ведь приказ был только на захват самой установки.