Да и что тут скажешь? Понятно, что у неё срыв. Слишком много всего навалилось на девчонку за одни сутки, да и вообще, судя по всему, дома обстановка не сахар, а тут ещё я… Первая, мать ее, любовь!

Бедная моя Сластенка, угораздило же. Самое паскудное, что я не знаю, чем ей помочь. Если бы мог, отмотал на три недели назад и не трогал бы, не приближался и даже в сторону её не дышал. Но я не могу, ни хрена я не могу. Поэтому просто протягиваю руку и ласково прошу:

– Иди ко мне, маленькая.

– Зачем? Тебе ведь тоже насрать, - еле слышно произносит, задыхаясь от слез.

– Не насрать, Настюш. Пойдём, - настойчиво тяну её к себе за лацканы пиджака.

– Врешь. Ну, почему ты все время врешь? – качает она головой и уткнувшись мне в шею, плачет навзрыд.

– Не вру, малышка, сейчас не вру, - прижав её к себе, целую в макушку, понимая, что это истинная правда.

Не вру. Не насрать мне на неё. Совсем не насрать. Вот только, что теперь с этим делать?

[1] «И мальчики кровавые в глазах» — крылатая фраза из трагедии А.С. Пушкина (пушкинизм) «Борис Годунов». Используется как указание на чью-либо нечистую совесть; также для описания сильного эмоционального потрясения. Нередко носит иронический оттенок.

– Сейчас, Насть. Потерпи немножечко, – присев передо мной на корточки, торопливо распаковывает Илья рулон ваты. Вокруг суетится вся наша развеселая компания: пацаны разводят костер, устанавливают палатки, разбирают снаряжение после сплава, девчонки маринуют шашлык, режут овощи, фрукты и, конечно же, муссируют подробности того, как наша с Проходой байдарка перевернулась. В общем, работа кипит. Одни мы с Олькой сидим под навесом и приходим в себя после случившегося.

Меня все еще трясет, но, как ни странно, я довольна. Подруга же напротив - возмущается. И это более, чем понятно. По порогам помотало нас знатно. У меня ободраны рука и мои многострадальные коленки, у Ольки – бедро и спина.

– Чтоб я еще раз подписалась на такую дичь – да лучше сразу утопите меня! – шипит подруга, когда Ванька начинает поливать ее ссадины перекисью.

– Зато смотри, сколько впечатлений, - посмеивается он.

– Да вообще! А если бы мы погибли?

– Не преувеличивай. Максимум унесло бы чуть дальше.

– Ну, да подумаешь, всего лишь пару километров побились бы об камни в ледяной воде – ерунда же, - язвит Олечка, на что Молодых закатывает глаза. С виду весь такой невозмутимый, снисходительный к женской истерике мужчина, но это только с виду. То, в какой панике он был, когда Ольку не сразу удалось перехватить и вытащить из бурного течения, сложно описать. Вспоминая это, невольно начинаю улыбаться. На душе очень тепло от их милых перепалок и в тоже время невыносимо горько.

Почему у меня не может быть также? Что во мне не так? Почему я все время возвращаюсь мыслями туда, куда возвращаться категорически нельзя?

Знаю, дурацкие вопросы, но глядя на кудрявую макушку Ильи, склонившегося над моим коленом, не могу не задаваться ими, не могу не вспоминать…

Смотрю, а вижу точно в такой же позе его… Я не помню, как он отнес меня в машину. В тот момент я была в таком разобранном состоянии, настолько не в себе, что, пожалуй, еще чуть - чуть и меня можно было смело определять в психушку.

Что-то во мне надломилось после того, как стала свидетелем его секса с женой. Наверное, это прозвучит странно, но почему –то моя боль была сконцентрирована на самом факте обмана, о том, что этот обман под собой предполагает я не думала и, уж тем более, не представляла в деталях.

«Детали» же меня просто-напросто уничтожили. Знать, что он с другой женщиной вот прямо сейчас, на моих глазах, в нескольких метрах проделывает все тоже самое, что неделю назад со мной… это было за гранью. Никогда еще я не испытывала такой свирепой боли и ненависти, даже, когда Яша Можайский на моих глазах заживо похоронил котенка.

Первая мысль была – убить! Просто зайти в спальню и разорвать эту скотину голыми руками, точь в точь, как он это сделал с моей гордостью, любовью, доверием… да со всем моим привычным миром. К счастью, в последний момент решила подыскать что-то более надежное, чем собственные руки. Так набрела на кабинет.

Я все еще была пьяна, поэтому не слишком отдавала себе отчет в том, что делаю. Меня несло на крыльях боли, невыносимой ревности и злости. И, прежде всего, я злилась на себя. Ту себя, которая была настолько глупа и наивна, что сумела отпетого мудака превратить в сказочного принца. О последствиях в тот момент я не думала, да даже если бы и думала, поступила бы точно также.

Зачем?

Хотелось заявить о себе. Хоть как-то, хоть чем-то задеть. Вывести на эмоции.

Обнаружив на столе документы, я поняла, что у меня это получится. Я знала, что где-то спрятаны камеры, и что после столь дерзкой выходки с картиной, Сережа обязательно просмотрит видеозаписи и… забеспокоится.