– Куда дальше?

– Нужно подумать… – Даниил встал на возвышение рядом со старой скрюченной ивой и медленно обвел глазами местность. Дорога из плит вела из темноты, в которой угадывались силуэты небольших ларьков и лавочек.

– Там главный вход?

– Да.

– Если пройти по плитам дальше – что там будет?

– Часовня.

– А за ней?

– Ряды могил.

По дороге пробежал мокрый ветер, стряхнул со старой ивы россыпь брызг. Прямо над самой головой недовольно ухнула невидимая птица.

По низкому небу стремительно бежали облака, просвечивая через полную Луну причудливыми рваными краями… Даниилу на мгновение показалось, что он летит неведомо куда, стоя на деревянном возвышении, как капитан «Летучего Корабля». Было тихо, торжественно и необычайно красиво. И еще – очень спокойно… И не хотелось уже никуда идти с этого места…

И в эту минуту справа, совсем недалеко, резко рявкнул гудком невидимый поезд и тут же застучал колесами где-то в темноте, между веток ив, за рядами могил.

– Бы-бы-бы бу-бу… с третей платформы … бу-бу бы-бы …через пять минут!! – немедленно откликнулся в отдалении механический простуженный голос, оставляющий в пространстве короткое гулкое эхо после каждого произнесенного слов.

Гудок ответил радостным басом.

– Ну конечно! – простонал Даниил. – Старый Вокзал!!!

– Старый Вокзал. – удивленно подтвердила Глаша. – Отец Косьма потому и калитку запирает, чтобы местные через кладбище на станцию не ходили, могилы не топтали. Здесь же близко – рукой подать!

– Можно дождаться утра и прочесать территорию с ребятами из отдела… – не слушая ее, бормотал Гирс. – Можно положиться на интуицию и логику, и попробовать осмотреть эту часть кладбища прямо сейчас…

– Второй вариант мне нравится больше. – Глаша тронула инспектора за руку. – Если предположить, что убийца спешил к поезду с вещами и воспользовался этой дорогой, то это будет обозначать лишь одно – он хорошо знает эту местность и заведенные порядки. И еще…

– И еще то, что у него есть дубликаты с батюшкиных ключей. А сделать их человек посторонний мог только весной – в тот злополучный день, когда настоятель забыл их в двери.

– И еще! Преступник спешил на десятичасовую электричку!

– Почему?

– Потому что это единственный вариант проехать зайцем хотя бы несколько станций. Во всех остальных поездах билеты проверяют на входе.

– И что это ему давало?

– Анонимность! Если бы ему пришлось покупать билет, то злющая кассирша Клава наверняка бы запомнила этот выдающийся факт. Старый Вокзал сейчас крайне немноголюден.

Даниил отбросил всякие сомнения и шагнул на тропинку, ведущую к железной дороге:

– Как бы наш преступник выбрался с кладбища к вокзалу? – уже на ходу спросил он.

– Через лазейку. У насыпи забор подмыло дождями, он завалился и там образовался небольшой разлом, достаточный, чтобы пролез человек.

– Отлично! Попробуем осмотреть местность вдоль дорожки до самого разлома.

– Что мы ищем?

– Все! Все, чего не должно быть на кладбище – разорванные фотографии, одежду, разбитую посуду, баночки с ядом…

Они крайне медленно продвигались в полутьме, старательно заглядывая в оградки могил, вороша мокрые букетики пожухлых цветов на полированных плитах. Особое неудобство доставляли им полные дождевых капель кусты и ветки деревьев. От любого прикосновения к ним, на несчастные головы следопытов обрушивались ледяные каскады мокрых брызг.

Через какое-то время и Глафира и Даниил промокли насквозь.

– Ну и работа у вас! – посочувствовала Глаша, отжимая длинные мокрые волосы. – И так всегда? Круглый год?

– Конечно! – ответил инспектор, выгребая ногой из-за куста мятую банку из-под пива.

Они еще продвинулись чуть вперед.

На траве и могилах появились ярко-красные отблески. Даниил удивленно поднял голову – над забором и кустарниками, в одном из тупиков станции возвышался на тонкой ноге железнодорожный семафор с красным сигналом.

– Как красиво! – тихо выдохнула Глаша. Инспектор оглянулся и невольно залюбовался картинкой.

Глафира сидела на высокой плите, опершись руками на покосившийся крест. Черное намокшее платье блестящими складками опускалось к земле. Глядела Глаша на ночное послегрозовое небо с тонкой полоской у горизонта. Луна озаряла ряды могил. И плита, и крест, и мокрые длинные волосы были залиты кровавыми отблесками семафора. Они неровными вспышками покрывали поверхности, отражаясь и взрываясь икрами на рубиновом кресте на груди, алыми точками плясали в больших влажных глазах печальной дамы.