– Я не… У меня нет гипертонии. Как же так…

– Бывает. Вот, минералочки глотните, холодная, и полежите. Я сама иногда от давления загибаюсь, хотите, свою таблетку дам?

– Давайте.

Ника запила водой таблетку, откинулась на подушку. Потом пробормотала:

– А эти, которые со мной в купе, они где?

– Наверно, курить пошли.

– Черт, они лесбиянки, а я думала, такое только в эротических фильмах.

– Ага, фильмы, – хмыкнула проводница. – Мужиков нет, вот бабы и взбесились. Я сразу поняла, что это лесбы, они всю дорогу друг около друга ходили, сегодня, видите, сговорились наконец.

– А я-то думала, Наташа на кавказцев запала…

– Одно другому не мешает, – усмехнулась проводница. – Кстати, меня Таня зовут.

– Ника, – Ника приподнялась на локте. – Ох, я же там, в коридоре, прямо на ковер…

– Уберу, успокойтесь, сейчас таблетка подействует, в сон сильно будет клонить, вы спите, а ваших попутчиц я в свое купе посажу, пусть там обжимаются. Кстати, у вас же билет на нижнюю полку, почему наверх лазите, это не с вашей комплекцией.

– Да, все стараюсь угодить ближним, – Ника усмехнулась.

– Всем не угодишь, – усмехнулась и Татьяна. – Угодиловка заболит. Ладно, пойду, но буду иногда заглядывать, смотреть, как себя чувствуете. А приедете в К., обязательно врачу покажитесь, гипертония – дело нешуточное.

– Я к подруге еду, в смысле, к нормальной подруге… Она поможет.

– Хорошо.

Ника полежала, ощущая приятный холод полотенца и нежную опустошенность, и не заметила, как соскользнула в сон. Он был спокоен и тих, и утро словно было его продолжением в реальности – когда Ника проснулась, то увидела проносящиеся за окном ряды заснеженных сосен и кедров, и бесконечные снеговые полотна.

– Настоящая зима, – прошептала она, улыбаясь. – А ведь только октябрь! Дома еще слякоть и лужи, а тут этакая красотища!

Она взяла свой несессер и отправилась умываться. От вчерашней болезни словно и следа не осталось, тело налилось бодростью и каким-то азартом существования и, повинуясь этому азарту, Ника вымыла и вытерла салфетками заляпанное зеркало в туалете – она вообще терпеть не могла заляпанные мыльными брызгами зеркала. Всё доставляло смешную и первозданную радость: едкая мята зубной пасты, медовый аромат мыла, морозный воздух со снежной крошкой, врывающийся в приоткрытое окно туалета. Возвратившись в купе, Ника переоделась в платье, приготовленное на первый день пребывания в К. Вдруг захотелось яркости – не запланированной, а спонтанной. Она сделала макияж, взбила волосы и, пересчитав наличность, отправилась в ресторан. Потом вернулась. В одной из ее дорожных сумок, на самом дне, между страницами журнала «Библиотечное дело» был приклеен скотчем конверт с двенадцатью пятитысячными купюрами – она заняла эти деньги, чтобы в К. была возможность погулять с подругой по музеям и кафе. Ника оторвала полоску скотча, достала одну купюру – на всякий случай. Потом, повинуясь опять-таки непонятной спонтанности, свернула журнал и вместе с конвертом сунула в сумочку, а пусть будет поближе, под рукой!

Зашла к проводнице. Таня пила чай и приветственно взмахнула рукой:

– Сегодня выглядите получше!

– Да, Таня, спасибо вам, ваша таблетка прямо чудо сотворила.

– Чаю хотите?

– Я в ресторан схожу, просто зверский голод напал, тут надо борща и котлет, а не чая.

– Попутчицы ваши тоже там, чумовые девки, скажу вам. Но вы на них внимания не обращайте.

– Не буду.

– Через два часа будет Ковылкино, там стоянка целых шесть минут, можно сойти, по снежку потоптаться, да еще бабки тамошние такие пирожки с картошкой продают – жизнь отдашь!

– Ковылкино? Название какое смешное для города.

– Да, это не город, поселок городского типа, большой. И звероферма там неподалеку. И леса глухие кругом на сто верст. Собственно, поселок от станции в двадцати километрах, сразу за озером.

Слова «Ковылкино» и «звероферма» отдались в сердце Ники чем-то теплым, пушистым, словно воспоминание детства. И вдруг она рассмеялась:

– Ну, надо же! У меня в детстве любимая книжка была «Недопесок», Юрий Коваль написал. Там как раз деревня Ковылкино и звероферма тоже сеть, «Мшага» называется. Значит, они действительно существуют! Чудеса! Может, около станции и песцы бегают?

– Песцы-то вряд ли, вот бабки с пирожками и солеными огурцами, с морозным укропчиком – это точно!

– Красота! Обожаю соленые огурцы, накуплю килограммов пять и буду есть всю оставшуюся дорогу! С пирожками! Обещаю с вами поделиться.

– Спасибо. Ну, вы идите, завтракайте, а как будем подъезжать, я вам дам знать.

В ресторане свободный столик оказался в самом непрезентабельном месте, а когда Ника за него уселась, выяснилось, что возле солонки лежит, трогательно задравши лапки, крупный дохлый таракан. Ника сначала хотела возмутиться, а потом достала из сумочки блокнот и ручку и принялась зарисовывать таракана, бросая на него умилительные взгляды. Через некоторое время она поняла, что практически вся публика вагона-ресторана отвлеклась от скучливого поедания экалопов и яичниц и смотрит на нее с неподдельным интересом. Тогда она принялась декламировать – негромко, но с выражением: