– Ну вот что, Лейф, - сказала Свайнхильд тоном, не терпящим возражений, и положила локти на стол.
– Хватит молоть ерунду. Чем скорее ты выкинешь из головы свои бредовые фантазии, тем лучше. К чему привлекать к себе внимание? Если люди Родольфо заподозрят, что ты нездешний, ты очутишься на дыбе прежде, чем успеешь крикнуть "караул". А потом они вытянут из тебя все твои секреты, пощекотав хорошенько плеткой.

– Секреты? Какие секреты? Моя жизнь - как открытая книга. Я невинная жертва обстоятельств.

– Ясное дело: ты безвредный дурачок. Но попробуй-ка убедить в этом Родольфо. Он подозрителен, как старая дева, учуявшая в душевой кабинке запах мужского одеколона.

– Я уверен, что ты преувеличиваешь, - твердо сказал Лафайет, подчищая тарелку.
– Лучше всего чистосердечно рассказать ему обо всем. Я поговорю с ним, как мужчина с мужчиной. Объясню, что я совершенно случайно попал сюда при неясных обстоятельствах, а потом спрошу, не знает ли он кого-нибудь, кто занимался бы несанкционированными опытами по регулированию физических энергий. Да я почти уверен, - продолжал он, увлекаясь, - что он сам имеет связь с Центральной. Здесь наверняка работает помощник инспектора по континуумам, и как только я все объясню...

– Вот с этим всем ты пойдешь к герцогу?
– спросила Свайнхильд. Послушай, Лейф, это меня не касается, но на твоем месте я бы не делала этого, понятно?

– Завтра же утром я отправлюсь в путь, - пробормотал Лафайет, вылизывая тарелку.
– Где, ты сказала, резиденция герцога?

– Я тебе этого не говорила. Но могу и сказать, ты все равно узнаешь. Он живет в столице, в двадцати милях к западу отсюда.

– Хм-м. Это где-то в районе штаб-квартиры Лода в Артезии. В пустыне, верно?
– обратился он к Свайнхильд.

– Не угадал, дорогуша. Столица на острове, на Пустынном озере.

– Подумать только, как меняется уровень моря в континуумах, - заметил Лафайет.
– В Колби Конерз вся эта территория находится под водами залива. В Артезии на этом месте настоящая Сахара. А здесь нечто среднее. Ну, как бы там ни было, пора отдохнуть. Где здесь гостиница, Свайнхильд? Ничего особенного мне не надо: скромная комната с ванной, желательно с окнами на восток. Я люблю просыпаться с лучами солнца.

– Я брошу свежего сена в козий хлев, - сказала Свайнхильд.
– Не бойся, - прибавила она, заметив растерянный взгляд Лафайета.
– Там никто не живет с тех самых пор, как мы съели козу.

– Неужели в этом городе нет гостиницы?

– Для парня, у которого не все дома, ты быстро соображаешь. Ну, пошли.

Вслед за Свайнхильд он вышел через заднюю дверь на каменистую тропинку, которая вела к воротам, заросшим сорной травой. Неподалеку виднелось покосившееся строение. Лафайет поплотнее запахнул камзол под порывами холодного ветра.

– Полезай-ка сюда, - пригласила его Свайнхильд.
– Устраивайся под навесом, если хочешь. Я за это денег не возьму.

Лафайет заглянул внутрь, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте. Четыре подгнивших столба кое-как подпирали проржавевшую металлическую крышу. Под ней густо разрослась сорная трава. Он принюхался - в хлеву явственно различался запах, по которому можно было догадаться о его прежней обитательнице.

– Нельзя ли найти что-нибудь поприличнее, - взмолился Лафайет.
– Я до конца своих дней был бы тебе признателен.

– Ничего не выйдет, приятель, - заявила Свайнхильд.
– Деньги вперед. Два пенса за еду, два за ночлег, пять за разговор.

Лафайет порылся в карманах и достал пригоршню серебряных и золотых монет. Он протянул Свайнхильд плоскую монету достоинством в 50 артезианских пенсов.

– Этого хватит?

Свайнхильд взвесила монету на ладони, попробовала ее на зуб и уставилась на Лафайета.

– Это же настоящее серебро, - прошептала она.
– Ради всего святого, Лейф, то есть Лафайет, что же ты раньше не сказал, что ты при деньгах? Пойдем, дорогой. Для тебя - все самое лучшее.

О'Лири последовал за ней обратно в дом. Она зажгла свечу и по крутой лестнице проводила его наверх, в крохотную комнатку с низким потолком. Он огляделся: кровать под лоскутным одеялом, круглое оконце, застекленное донышками от бутылок, на подоконнике горшок с геранью. Он осторожно принюхался, но в комнате пахло только дешевым мылом.

– Великолепно, - просиял он.
– Только где же ванная?

– Корыто под кроватью. Я сейчас принесу горячей воды.

Лафайет вытащил медное корыто, снял камзол и сел на кровать, чтобы разуться. За окном всходила луна, освещая далекие холмы, чем-то похожие на холмы Артезии. А во дворце сейчас Дафна, наверно, идет к столу об руку с каким-нибудь болтливым денди, удивляясь про себя исчезновению мужа и, может быть, смахивая иногда с ресниц слезинку...

Усилием воли он отогнал прочь мысли о ее гибком стане и вздохнул поглубже, чтобы успокоиться. Ни к чему расстраиваться. В конце концов, он делает все, что в его силах. Где есть желание, там есть и возможность. В разлуке сердце любит сильнее...