Шрифт:
– А вы кто такой будете?
– А я вот отец этого... молодого человека.
Капитан посмотрел на Семена Максимовича, надул губы и внимательно протолкнул палочку в гильзу. Семен Максимович продолжал:
– Воевать тебе все равно не придется. Так?
– Воевать видимо, не придется.
– Хватит. А погоны тебе не нужны. Запомни, что я сказал.
– Запомню, - сказал Алеша тихо.
– Хорошо. Будь здоров.
– Будь здоров. Мать не пугай.
– Учи меня еще.
Семен Максимович зашагал к выходу. Капитан проводил его взглядом и кивнул.
– Кто он такой, ваш отец?
– Токарь.
– Токарь?
– Токарь.
– Ваш отец?
– Мой отец.
– А-а!
– А что?
– Пускай, - сказал капитан.
– Я не возражаю. Команда выздоравливающих.
Алеша повернул к нему лицо и сказал серьезно:
– Капитан, вы поглупели, голубчик!
– Поглупел? Не возражаю. В порядке вещей. Говорят, и генералы теперь поглупели. А вы все-таки не говорите лишнего, потому что... потому что вам запрещено.
26
В тот же вечер пришла к Алеше Нина Петровна. Он так удивился ее приходу, что даже не сразу ее узнал, потом вскрикнул:
– Нина!
Нина быстро села на стул.
– Молчите. Господин офицер!
– Готов служить, сударыня, - капитан уже стоял на ногах и поправлял пояс.
– Пойдите, погуляйте полчаса.
– Слушаю и понимаю.
Нина прищурилась на носатого капитана:
– Как вы плохо воспитаны! Как можно так опуститься!
– Сударыня!
– Как вы смеете понимать? Что вы понимаете? Вы должны только слушать!
– Слушаю.
– И ничего не понимаете.
– Совершенно верно: ничего не понимаю.
– А теперь уходите.
– Слушаю.
Капитан вышел, осчастливенный разговором с красавицей. Алеша смотрел на Нину и поражался:
– Нина, вас узнать нельзя. Какая у вас энергия! Вы просто командир.
Но Нина смотрела на него прежним, мягким и нежным, счастливым взглядом:
– Милый, вы простите, что я пришла к вам незванная, но вы знаете, я, наверное, в вас влюблена. Молчите, молчите. Это ничего, что я влюблена, у меня есть к вам два очень важных дела. Очень важных. Собственно говоря, только одно важное. Ах, как долго я рассказываю, такая болтушка! Этот самый человек, который погон у вас оторвал, этот самый человек хочет вас видеть. Он наш сосед, я с ним говорила. Это Иван Васильевич Груздев, он кочегар.
Нина смотрела на него, но в ее глазах все светилась какая-то радость.
– Пусть приходит, - сказал Алеша.
– Господи, какая вы прелесть, Алеша! Спасибо вам, а то он очень страдает, Иван Васильевич. Теперь же у меня другое дело: приехал подполковник Троицкий, мой бывший жених, но он и теперь воображает. Он дрался 18 июня, получил какую-то серебрянную ветку - все врет. Он убежал, честное слово, он убежал. Я сегодня ему скажу, что от меня он никакой ветки не получит. Вы разрешите сказать ему, что я его не люблю, а...
– Послушайте, Нина, как я могу разрешить такие вещи?
– Слушайте до конца. Разрешите ему сказать, что я его не люблю, а я люблю вас.
Алеша даже сел от неожиданности:
– Нина!
– Что?
– Вы ошибаетесь.
– Это мое дело. Если вы ошибаетесь, я вам не мешаю, и я тоже могу ошибаться, как мне хочется. Довольно женственности.
– Нина...
– Значит, можно? Имейте в виду, что этот попович будет на вас очень злиться.
– Пожайлуста, - улыбнулся Алеша.
– Ну вот, спасибо, милый. А то пришлось бы врать. А мне почему-то не хочется. До свидания,. Алешенька. Поцелуйте мне хоть руку.
– Нина Петровна!
Она глянула в его глаза спокойным, радостным взглядом, кивнула головой и ушла. Алеша в полном смятении опустился на подушку и только сейчас вспомнил, что она не выразила никакого сочувствия к нему, а выразила сочувствие к Ивану Груздеву.
27
Иван Васильевич Груздев пришел на другой день, приоткрыл дверь и спросил несмело:
– Можно?
Капитан оглянулся:
– Входи, чего там "можно". Теперь все можно.
Груздев подошел к кровати Алеши и остановился, держа в руках какой-то предмет, напоминающий картуз. Темно-красное его лицо сегодня было выбрито. На Алешу смотрели серьезные, грустные глаза, а над ними висели белые мохнатые брови.
– Он не мешает?
– спросил Алеша, ощущая к этому человеку какое-то неожиданное уважение.
– А он офицер?
– Офицер.
– Все равно. Не мешает.