— Она трахнула нас!

Какое счастье, что эти полоумные не решили заорать, что они трахнули меня, тем самым, повесив на меня клеймо, которое никогда не смыть. Я должна делать ноги и желательно поскорее. Скрыться в лаборатории — потрясающая идея.

Прибавляю ритм собственным ногам, стараясь сбежать, но рука Фила продолжает удерживать на месте. Он вышагивает так, словно перед ним должны стелить красную дорожку и держать зонтик. До тошноты тщеславный, но отдаю отчёт, что было весело.

— Охренительное платье, — вновь повторяет он.

Показываю язык и улыбаюсь.

— Я уже говорил, что свободен?

— Ты мне не интересен.

Фил закидывает голову к потолку и начинает смеяться. Тоже не сдерживаюсь и смеюсь. Уже несколько лет наш диалог завершается именно подобными словами. Ничего не меняется. Это уже второе шоу, достойное оваций, которое мог видеть Эйден. Первое устроил Алестер, сегодня Фил, по логике, следующим должен быть Шон. Умоляю, чтобы хотя бы он оставался более рациональным и уравновешенным среди двух безумцев.

Не знаю, кажется ли мне или это самообман, но чувствую на спине взгляд Эйдена. Я боюсь каждый раз поворачиваться, натыкаясь или огорчаясь. Поэтому решаюсь идти вперёд и не оборачиваться, хотя душой желаю повернуться и убедиться в собственных ощущениях.

— Давай, повтори ещё раз, Эм.

— Что?

— У меня клёвые сиськи!

Хмыкнув, закатываю глаза и, смеясь, повторяю:

— У меня клёвые сиськи!

— И задница, — кивает Фил.

— И задница!

— У тебя чертовски охренительная задница, детка.

— Больше нигде это не скажи, — хихикаю я.

— У тебя, мать твою, охренительные сиськи и задница! — громко голосит Фил, из-за чего мы смеёмся ещё громче.

— Это просто ужасно.

— Потрясающе прекрасно, — возражает он.

С лицом, которое разрывает улыбка, захожу в лабораторию и плетусь к столу профессора, на котором он должен был оставить список. Но к собственному удивлению, в голове возникает другой список. Это вовсе не научная литература для проекта. Это свой список, сотканный из страхов, что тянут ко дну, заставляют сомневаться в себе и окружающем мире. Глупость Фила, лишь нашла своё подтверждение в моём сознании. Никто не может построить меня: ни другие люди, ни обстоятельства. Только я выстраиваю себя по кирпичику.

Моя жизнь — череда взлетов и падений. Сейчас я где-то в области дна. Не верю, что тут. Что пришла на каток. Не до конца осознаю, что рядом с ногами лежат коньки. В который раз смотрю на них и не решаюсь надеть. Как просто было выйти на лёд к Эйдену, и как тяжело преодолеть барьер внутри себя. Знаю, все страхи всего лишь в моей голове, и от этого не легче. Может быть, я и правда хотела что-то доказать. Например, что могу и не боюсь. Сейчас же, когда в одиночестве сижу на лавочке, понимаю, что именно боюсь. Мой овладевает паника. Я смутно понимаю, из-за чего она. Невозможно разучиться кататься. Это как сесть на велик. Раз и навсегда.

Глазею в пол, и спустя какое-то время, в поле зрения появляется парочка ног в коньках.

— Тебе помочь? — женской голос обращается ко мне.

Поднимаю голову и фокусирую взгляд.

— Первый раз? — с улыбкой интересуется девушка лет двадцати. Её едва рыжеватые волосы собраны в небрежный пучок и напоминают волны, которые ниспадают на плечи. Карие глаза смотрят на меня с интересом, в носу небольшое золотистое колечко. И если бы не разбросанные до умиления веснушки на щеках, я могла бы сказать, что вижу… себя, разве что в другом стиле: бунтарском.

— Эм… — хмыкаю я. — Можно сказать и так.

Девушка кивает и, по всей вероятности, ей абсолютно нет дела до нашего внешнего сходства.

— Заметно. Могу помочь.

Она ещё несколько секунд смотрит на меня, после чего на её губах расползается лучезарная улыбка.

— Да не смотри так на меня. По статистике, на Земле проживает как минимум семь человек похожих на тебя или на меня. В общем, на нас. Где-то ещё пятеро.

Выхожу из состояния обескураженности.

— Да, прости, — отвечаю ей улыбкой.

— Так тебе помочь? Ты выглядишь сбитой с толка, путаешь правую и левую ногу?

— Нет, — смеюсь я. — Просто немного волнуюсь.

Девушка присаживается на колени и берёт в руки мои коньки.

— Давай посмотрим, что тут у нас, иначе ты и под закрытие не разберёшься с ними.

— Я умею обуваться.

— Ты уже полчаса настраиваешься, тебе явно нужна помощь в борьбе с коньками.

Да, или с собственной трусостью и неуверенностью. Так или иначе, принимаю помощь. Наблюдаю за девушкой, которая, бубня что-то под нос, шнурует мои коньки и в окончание делает бантики. Я не могу перестать сравнивать нас, понимать, как мы похожи. Один и тот же изгиб губ, оттенок глаз, волнистые волосы, даже скулы похожи. Разница лишь в наличии веснушек. Где-то в сознании мелькает мысль, что мы можем быть сёстрами, а это означает то, что моя мама может быть где-то рядом. Жить со мной в одном городе и даже не интересоваться мной; не пытаясь найти связь со мной. Это осознание неприятным уколом касается сердца. Как правило, в войне между взрослыми есть только один проигравший: ребёнок. Им оказалась я.