Шрифт:
Я в полном раздрае с самим собой. Не могу понять, хочу её увидеть или не стоит, но, как показывает направление, куда перебираю ногами, хочу. Моя аудитория в параллельной стороне.
Заглядываю в лаборатории, но пусто абсолютно в каждой. Зная её расписание, прохожусь по аудиториям, но и там не нахожу нужного человека. Прихожу к заключению, что она вовсе отсутствует в стенах университета, а до обеда ещё три часа. В итоге, возвращаюсь в обратном направлении, откуда пришёл, хоть и в сторону своей аудитории. Рядом плетётся парочка девчонок, хихикая и явно пытаясь привлечь внимание к себе, к сожалению, мне не до них. И вряд ли до кого-либо. Уже дохожу до нужного поворота, бросаю последний взгляд через плечо и отворачиваюсь, как тут же торможу и застываю. Ещё раз оборачиваюсь и вижу её.
Взгляд упирается в Эмму, которая отвернулась и буквально спряталась у окна. Я же не мог пройти мимо несколько раз? Вероятно, мог. Она не похожа на себя. Даже сбоку замечаю отсутствие косметики и присущего ей выбора в одежде. На ней мешковатая толстовка, и если она опустит руки, то рукава явно будут волочиться по полу; джинсы скрываются под той же толстовкой, которая прячет её фигуру, небрежно собранные волосы в хвостик на затылке и дутые сапоги, которые наверняка оставляют след не девушки, а медвежонка. Это абсолютно другой человек, словно её двойник. Только когда подхожу ближе и улавливаю нотки аромата её шампуня, убеждаюсь в том, что это всё же она.
— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.
— Нет никакого ребёнка, Эйден, — холодно отзывается девушка, не удостоив меня секундным взглядом. Эмма продолжает смотреть вдаль пустыми глазами.
Если у меня не встают дыбом волосы по всему телу, то я не знаю, как описать это одновременно пугающее и успокаивающее чувство. Я в замешательстве и ещё не успел свыкнуться с этой мыслью: быть отцом в таком возрасте. Но ещё хуже услышать другое.
— Что значит, нет никакого ребёнка? — мой голос сквозит напряжением.
Эмма вздрагивает. Она бросает взгляд на меня и вновь отводит его в сторону, смотря куда-то вдаль, разорвав всякую зрительную связь. Замечаю, как меняется цвет её лица и воздух между нами.
— Ты ответишь мне?
— Я записалась в больницу.
— И? — настороженно продолжаю, хотя внутри холодает ещё больше. Странно, но при упоминании того, что ребёнка нет, я ловлю огорчение и то, как сердце перестаёт биться. — Я должен вытягивать из тебя объяснение?
— Ты можешь считать, что ребёнка нет.
В горле пересыхает, и следующий вопрос от меня звучит совершенно чуждым мне голосом.
— Ты сделала аборт?
— Записалась.
— Ты не можешь так поступить, — отрицательно кручу головой, не желая принимать подобное решение. — Не сделаешь. Это не про тебя.
— Это была моя ошибка, и решать только мне.
— Ты не имеешь право решать за меня!
Она резко поворачивает голову и недобрый блеск её глаз почти заставляет меня замолчать. Но только почти. Делаю шаг и сокращаю расстояние, поймав подбородок девушки, которая вновь хотела отвернуться. Силой удерживаю её лицо напротив своего. Несколько дней отсутствия прикосновений к ней, делают меня безумным. Несмотря на резко перевернувшиеся с ног на голову отношения, где мы на разных берегах, внутри разливается приятное тепло. Я скучаю по ней не только физически, но и эмоционально. Все эти дни мне не хватало её. Всего, что она может дать, даже молчания.
— Ты не сделаешь проклятый аборт, — цежу каждое слово. — Это решение принимают вдвоём.
Эмма молчит. Она сморит в сторону, хотя находится в нескольких дюймах от моих губ. И новое ужасающее чувство похоже на ножи в спине и сердце, поселяется в груди. У меня сбивается или вовсе останавливается дыхание.
— Ты сделала? — еле слышно, спрашиваю я, пугаясь будущего ответа ещё больше.
Получаю молчание, и мои пальцы впиваются в её плечи, начиная трясти их. Меня бросает в жар, из-за чего на лбу выступает пот, а по спине ползёт холодок.
— Ты сделала? — голос скрывается на крик, благодаря чему некоторые заворачивают любопытные лица в нашу сторону. Хватает одного взгляда от меня, чтобы каждый отвернулся.
Отшатываюсь от девушки, как от открытого огня. Лишь одна мысль о прикосновении к ней, вызывает внутри тошноту. Моя рука дрожит, когда запускаю пятерню в волосы и не иначе, как пытаюсь вырвать их с корнем из головы. Когда Эмма находит мой взгляд, непроизвольно делаю новый шаг назад. Она становится мне противна, как никто и никогда ранее. Внутри агония непонимания, которая отталкивает от неё.
— Я… — шепчет Эмма, из-за чего у меня буквально едет крыша.
— Ты мне противна.
— Эйден, я… — девушка хватает моё запястье, но я вырываю руку, а из её глаз брезгают слёзы.
Сбрасываю её ладонь и тру место, которого она касалась. Кожа горит, но это ощущение невозможно назвать приятным. С трудом, но смотрю на неё последний раз пред тем, как развернуться и уйти. Я бы с удовольствием выжег всякие воспоминания о ней в памяти, чтобы никогда не узнавать и не помнить.
— Больше никогда не трогай.