Шрифт:
Я считаю каждую минуту до того момента, как на стол поставят закуски. Такой интерес во мне просыпается крайне редко, и сейчас он активизировался. Эмма остаётся абсолютно беспечной, она смотрит на экран телефона и тихо подпевает песне на заднем фоне, немного покачивая головой.
Мне нравится смотреть на неё. Я каждый раз ловлю себя на подобном занятии. Чем бы она ни занималась, я наблюдаю. Рэн прав: меня легко загребут за изнасилование глазами. Но я не могу смотреть на что-то другое, если рядом есть она.
Четыре тарелки ставится на стол, и только пятая принадлежит мне.
— Это уже не честно, — парирую я.
— С какой стати?
— Порции меньше моего мизинца.
— Ты должен быть внимательней, — улыбается Эмма. — Там указан вес блюда.
— Они же легче воздуха.
— Один куб воздуха в квадрате весит почти три фунта.
Она что-то быстро набирает на экране телефона и поворачивает его ко мне. Считаю количество цифр, которых, кстати, шестнадцать и вопросительно выгибаю бровь.
— Что это?
— Это вес воздуха, если его сжать и положить на весы.
— Ладно, — сдаюсь я. — В любом случае, это не отменяет того факта, что тебе придётся делиться.
— Что предпочитаешь?
Быстро окидываю взглядом тарелки и не вижу ни на одной что-то с морепродуктами.
— Ты ничего не брала с креветками или рыбой?
Эмма морщится.
— Я не люблю морепродукты.
— Серьёзно? — удивляюсь я.
— Да, они отвратительно пахнут.
— Они вкусно пахнут.
— Не для меня.
— Ладно, — вздохнув, говорю я, двигая к своей, вторую тарелку.
Я легко проигрываю в этой схватке из-за собственной невнимательности. Эмма изучила меню, в то время как я не старался вникнуть, а выбрал наугад. Но мне совершенно не жаль. Я вижу её счастливую улыбку и слушаю звонкий смех, ради этого стоит проиграть, ведь победа даст намного меньше, а лучше сказать, ничего. Мой проигрыш представляет собой победу.
Когда такси подъезжает к зданию, где живёт Эмма, так или иначе, мне приходится отпустить её, желая совершенно другого. В ту секунду, как она покидает салон машины, непонятное одиночество опускается на плечи. Я не понимаю, как один человек может повлиять на внутреннее состояние. В итоге, выхожу вслед за ней.
— Зайдёшь? — спрашивает Эмма, пока я нахожу опору в открытой дверце.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Хорошо, тогда… до встречи?
— До встречи, — кивком соглашаюсь я, когда она начинает пятиться назад.
Эмма останавливается. Она закусывает нижнюю губу, словно что-то обдумывает, и я не успеваю моргнуть, как она возвращается назад. Новый поцелуй на щеке, после которого девушка отстраняются и с лёгкой улыбкой, говорит:
— Пока, Эйден.
Глава 12
Эмма
— Ненавижу, когда ты это делаешь, — недовольно гундит Алестер.
Дёргаю его за кудряшку и хихикаю. Если Алестер ненавидит это, то я почему-то успокаиваюсь и наслаждаюсь. Уже миллиардный раз, я беру маленькие резиночки, сажаю его на пол у дивана, принимаю позу по-турецки и вожусь с его волосами. Эти каштановые кудри, которые если выпрямить, сделают из него рок принца или как называет Алестер, посмешище, радуют меня. Он уже сотню раз запугивал меня тем, что побреется налысо, но я уже не обращаю внимания. Он ничего не сделает.
— Твой рот должен быть занят, — с улыбкой, говорю я.
— И твой тоже. Я ещё ничего не услышал. Никаких подробностей. Ничего. Кто так поступает?
— А какая нормальная должна рассказывать своему парню о поцелуе с другим парнем? — смеюсь я. — Я же не самоубийца.
— Я твой ненастоящий парень.
— Да, и ты всё слышал. Я уже всё рассказывала.
— Под каким углом работает его язык?
Хохочу, дёрнув его волосы, из-за чего Алестер шипит и втягивает воздух.
— Нечаянно, — нелепо оправдываюсь я.
— Да, конечно, — фыркает он. — Я должен быть зол.
— Ты всегда зол.
— Не из-за того, что ты сейчас сделала это нарочно, а потому что он снова сделал это.
— Он ничего не сделал.
— Всего лишь ослушался меня.
Морщусь и закатываю глаза.
— С чего ты взял, что он вообще будет или должен тебя слушать?
— Надеялся, — выдыхает Алестер. — У него совсем нет инстинкта самосохранения?
— Думаю, есть, но не в том случае, когда ты решил, что у тебя получится его запугать. Вряд ли он боится тебя.