Шрифт:
— Жаль.
Алестер откидывает голову назад и кладёт её на мои ноги. Его серые глаза устремляются в мои.
— Ты никогда не думала…
— Что?
Замечаю борьбу с самим собой в его глазах, но не понимаю, по какой причине. Знаю только то, что он обдумывает будущий вопрос.
— Попробовать ещё раз, — вздохнув, тихо говорит друг.
— Что именно?
— Попробовать кататься.
Настроение меняется моментально. Руки повисают по обе стороны талии.
— Эм, в том плане, что он тоже катается. Он же хоккеист, он может помочь тебе.
— С чем он должен помочь мне? — хмуро спрашиваю я, желая завершить разговор, но услышать ответ именно на этот вопрос. — Что со мной не так?
— Ты больше не хочешь кататься.
— Я не не хочу кататься. Я не могу.
— Потому что ты боишься!
— Да, снова разбить голову и сломать ногу, здоровье важнее!
— Это всего лишь оправдание, — отмахивается Алестер. — Ты всегда им прикрываешься.
— Не правда, ты знаешь, что я права!
— Нет, сейчас слышу это впервые. Боишься из-за своего отца. Боишься, что он снова вспомнит. Боишься, что не оправдаешь надежды и обязанность. Не искупишь вину, которой не существует.
— Он не забывал!
— Боишься, что он заставит вспомнить тебя, но ты не виновата! В этом вообще никто не виноват!
— Хватит, — жмурюсь я, закрывая ладонями уши. — Прекрати!
Алестер насильно одёргивает мои руки и силой держит их в своих.
— Да ладно, Эм, посмотри на меня, — мягко просит он. — Это же я.
Отрицательно кручу головой, не желая раскрывать глаза. Я вновь и вновь возвращаюсь в прошлое, от которого хочу бежать без оглядки. Менять старое на новое. Но вспышки воспоминаний ранят.
— Просто… попробуй, никто не настаивает на возвращении. Для себя. Ты не можешь отказываться от всего того, что любишь. Ты не должна. А он тот, кто может помочь.
— Он не поможете! — выкрикиваю я, пугая Алестера резкостью.
Резкая вспышка вспыхивает в его глазах, конечно, я знаю, что она означает.
— Поможет, вы оба любите лёд!
— Я не хочу. Это больше не нужно. Мне не нравится.
Он повержено выдыхает и отпускает мои руки. В его глазах буря, как в самые тёмные и мрачные дни, но Алестер почти смирился с ней. Уже давно мы не поднимали разговор о возвращении. Для этого просто не было подходящего случая, и сейчас Эйден стал причиной, по которой Алестер снова начал затрагивать старые раны.
Поднимаюсь с дивана и следую на кухню, потому что, если уйду в комнату, он всё поймёт. Ничего не остаётся, только как заняться ужином, не привлекая лишнее внимание. В голове кавардак, который следует расставить по местам. Этим я и занимаюсь, пока Алестер решил скрыться в своей спальне. Наверно, так даже лучше. Иногда нам необходимо побыть по разным сторонам баррикад, чтобы собрать мысли и направить их в нужное русло. По крайне мере, я надеюсь, что Алестер поймёт всю бессмысленность дальнейших попыток и убеждений себя и меня. Ничего не выйдет. Я не хочу возвращаться к тому, от чего ушла.
Но когда до ушей доносится грохот, не понимаю, что происходит. Этот грохот из моей комнаты, из-за чего пересыхает в горле. Бросаю ложку и бегу на звук шума.
Алестер роется по моему шкафу так, словно он принадлежит ему, благодаря чему сердце ускоряется.
— Что ты делаешь?
— Сейчас увидишь, — ворчит он, продолжая перебирать полки.
— Что ты делаешь!? — не сдерживая гнева, кричу я.
Алестер открывает дверцы и переходит на коробки. Он достигает нужной, из-за чего перехватывает дыхание. Я замираю. Не могу даже моргнуть или сделать вздох.
— Зачем они тебе? — спрашивает он, откинув крышку в сторону и вытягивая коньки за шнуровку, с помощью которой они завязаны. — Зачем они тебе, Эмма? Ты же не хочешь возвращаться!
— Это память, — силой выдавливаю я.
— Какая? Зачем помнить что-то плохое? Они же ассоциируются с негативом. Зачем они тебе? Давай выкинем.
— Не надо…
— Почему? Почему ты привезла их сюда?
— Потому что…
— Для чего?
Смахиваю слёзы с щёк и поднимаю голову, смотря в его глаза.
— Это мамин подарок…
— Он напоминает о ней. Почему ты всё ещё не выкинула их?
Я молчу. У меня нет объяснения. Вряд ли они необходимы. Это был её последний подарок перед уходом. Она оставила их и исчезла. Оставила меня и отца. И она не знает, что эта была точка невозврата. Отец сошёл с ума, заставляя меня проходить ад каждый день; заставлял меня думать, что я виновата в её уходе, потому что не достигала нужных успехов, потому что не прикладывала больше усилий. Но я старалась. Изо всех сил старалась. Мои старания дошли до крайней точки, где от переизбытка напряжения и волнения, отключилось сознание. Я потерялась в реальности происходящего, путая его с иллюзией. Потеряла равновесие. Тогда случился крах. Мне запретили кататься ближайшие пару лет, и врачи помогли страшному сну усугубиться. Стать ещё страшнее.