Эмма продолжает держаться настороженно. Это заметно по напряжённой спине и улыбке, которую она старается натянуть. Я не понимаю, почему так, и по этой причине тянусь к её руке, которая камнем лежит на поверхности стола.

— Если ты не хочешь говорить, то мы не будем, — осторожно сообщаю я, взяв её ладонь. — Перестань делать вид, что всё в порядке, если это не так. Я не буду вытягивать.

Она коротко улыбается, но менее натянуто.

— На биохимии.

— Тоска смертная, — улыбаюсь я.

— Не правда, это интересно, — обороняется Эмма, разгоняя серые тучи. — Все химические процессы интересы, когда ты видишь их лично. Ты никогда не смотрел на что-то под микроскопом?

— Нет.

— Значит, ты многое не видел.

Вижу, как она расслабляется и, тем самым, приносит спокойствие мне. Воздух перестаёт быть тяжёлым, он снова становится лёгким, а атмосфера приятной.

— Чем ты будешь заниматься после выпуска?

— Работать в лаборатории. По крайней мере, планирую.

— И изучать что?

— Процессы, реакции организмов на лекарства. Это уже интереснее связей с общественностью.

— Один-один, — смеюсь я. — Но я не планирую работать по специальности. Я занимаюсь хоккеем с детства, Эмма, так что мне безразлична реклама, маркетинг и всё прилегающее. Я планирую кататься дальше.

— А если что-то пойдёт не так?

— Я не хочу думать о том, что может быть или что будет не так. Я думаю о том, чего хочу и иду к этому.

— Но если вдруг…

— Тогда и подумаю, сейчас это ни к чему. Я знаю, чего хочу.

— Вас взяли только из-за хоккея?

— Да.

— А успеваемость?

— Успеваемость в хоккее многое уравнивает с успеваемостью в учёбе.

— Ты получаешь баллы за участие в играх?

— Можно сказать и так.

— Но если вы проигрываете?

— Придётся сжать задницу, чтобы это не произошло.

— Но если вы проиграете, то что?

— Учишь и сдаёшь, какие могут быть ещё варианты?

— Можно поулыбаться профессорам, — с улыбкой, замечает Эмма.

— Можно, но вряд ли мужик лет шестидесяти оценит мою улыбку.

— Это тяжело?

— Что именно?

— Играть, — пожимая плечами, говорит Эмма.

— Нет, главное любить то, чем занимаешься. Незачем мучать себя.

— Когда у вас первая игра?

Из-за этого вопроса, в горле начинает саднить. Я не знаю, как должен ответить, и поэтому, прося честности от неё, должен ответить взаимной.

— Не знаю. Я больше не в команде.

У Эммы расширяются глаза.

— Не в команде? — почти шепчет она.

— Да, кое-что произошло, я больше не в ней. Я нашёл другую.

— Но Эйден…

— Это не конец света. Мне удалось за день найти другую.

— Почему ты ушёл?

— Я не ушёл, так вышло.

— Почему так вышло?

Натягиваю улыбку и качаю головой.

— Ты не должна в это вникать. Это мои проблемы.

— Но, если вас пригласили сюда, значит, вы были лучшими, значит, вас не могу выгнать. Вас же выбрали.

— Это мало волнует нового тренера. И если говорить прямо, мало волнует меня. Теперь уже не волнует.

— Если тебе предложат вернуться?

— Вряд ли. Тренер не даёт второй шанс.

— Но если предложат…

— Я не думал об этом. Я придерживаюсь своей позиции.

— Какой?

— Там, где закрывается одна дверь, открывается другая. Это всего лишь университетская команда, Эмма, вокруг куча других. И все они способны дать даже больше, чем университетская. Я не буду учиться вечно, чтобы ставить рамки.

— И что ты будешь делать? — хмурится она.

— Теперь придётся учиться, — улыбаюсь я.

— Ты мог бы перевестись на химический, я могла бы тебе помочь.

— Да, чтобы учить химию и биологию, начиная с шестого класса. Я вообще в них ничего не понимаю, зачем это?

— Я бы помогала тебе.

— Это слишком просто, Эмма.

— Это совсем не просто.

— Я не про углубление в предметы, а про то, что слишком просто сменить одно на другое, потому что не получается. Зачем бегать из крайности в крайность? Бессмысленно браться за дело, которое не способен довести до конца. Если взялся, то будь добр, доделывай.

— Ты мазохист.

— Не люблю лёгкий путь.